вторник, 29 сентября 2009
*это начало арки после расстрела, у меня постом ниже - продолжение*автор -
Grande Generale Kenrenчитать дальшеПервое что маршал слышит это выстрелы, слишком, громко, так что хочется встряхнуть головой или зажать уши - не успеть, и в грохот вливается болезненный острый звон фарфора за закрытым окном - и даже почти любопытно, что же там случилось, а потом вспышка боли и широко распахиваются глаза - от изумления, ведь было же в бою, ранили.. никогда не было ТАК больно. Вторая пуля попадает в ногу, и екай неловко заваливается на бок, в раскрытых глазах застывает изумление - пока судорога не проходит током по уже бессознательному телу, закрывая веки каменеющей гримасой - не боли, напряжения - словно маршал пытается собрать остатки сил, чтоб поняться на ноги.
- Дурак, - беззвучно шепчет генерал.
Он не хочет себе признаваться, что не может решиться выйти из дома, чтобы не увидеть труп врага. Он отдает приказ похоронить труп, не решаясь встать на ноги: это глупо так болезненно воспринимать расстрел...
- По законам военного времени, - повторяет себе генерал и делает еще глоток вина: перед глазами растрепанные черные волосы и улыбка - спокойная, легкая:
- Дрянь у вас сигареты, - говорит покойник.
- Какие есть, - давится новым глотком генерал - нельзя столько пить.
А хуже всего бесполезно. Сейчас ему станет плохо... Отстраненный легкий взгляд кажется снисходительным и в каком-то бредовом хмельном полусне фигура встает с кресла, роняя кандалы, будто его руки вдруг стали слишком тонкими для стальных обручей и разворачивается, чуть поведя плечом, чтоб уйти.. как однажды на том постоялом дворе. Просто так, зная, что в спину не выстрелит...
Генерал с усилием поднимает голову, чтобы услышать стук в дверь.
- Войдите... кто там? - отзывается он - хрипло, отодвигая бутылку:
- К черту.. надо встать...
- Генерал, - сержант распахивает дверь:
- Вы приказали труп расстрелянного закопать... Но он жив! Что нам делать?
В глазах начинают плясать что-то бешеное звезды, когда генерал рывком вскакивает на ноги и, покачнувшись, опирается на стол - на секунду.
- Где он? - чтобы взять себя в руки и подавить подступившую к гору тошноту и резкое головокружение хватает и четверти вздоха:
- Веди!
- Мы не оттаскивали, решили прямо там и закопать... - неуверенно поясняет сержант, изумленный неподдельным волнением генерала.
Генерал подбегает к смутно различимому на земле в сгустившихся сумерках телу, наклоняется ниже и различает рваное еле различимое, ломаное, болезненно исковерканное видно путем в груди одной из пуль, дыхание. Когда он, не веря этому, прикасается пальцами к груди раненого, тело вздрагивает, выламываясь подобно разбитой марионетке, пытающейся встать по велению запутавшихся ниток в руках мастера, и генерала оглушает едва слышный стон:
- Отвернитесь... добивать меня запахом пе... регара слишком жестоко...
- По законам военного времени... - придушено начинает генерал и рывком поднимается на ноги:
- В лазарет. Головой отвечаете, чтобы выжил! Это приказ! - и добавляет тише, чувствуя, что раненый вновь без сознания:
- Тебя это тоже касается. Ты пленный, а значит подчиняешься мне... по законам... - генерал сплевывает и уходит нетвердой походкой.
За пределами лагеря его рвет - почему то кажется, дело не в вине и хочется с жельчью выплюнуть насовсем проклятое:
- По законам военного времени.продолжение - в комментах
-
-
29.09.2009 в 23:13У генерала нет времени думать о пленнике: в ходе отчетов он успевает услышать:
- Состояние тяжелое, но екай же.. живучий, борется, может и выкарабкается.
- Вы вытащите, - бросает он между приказами о перемещении частей и оставляет главный лагерь на месте - до последнего.
У генерала нет возможности не спать ночами, если это не ночи боя - рассеянность или недосмотр будут стоит жизни его людям.
Генерал курит по ночам и нарезает круги по лагерю, осматривая все ли готово к тому, чтоб переквартироваться. Все круги имеют один центр - лазарет, где лежит без сознания расстрелянный.
Три дня это предел: все части, кроме основной, уже ушли далеко в горы. Дело уже давно не в приказах, а в безопасности отряда, оставшегося почти без поддержки, отряда, к которому, по донесениям, мало того что направляется крупное подразделение мятежников, так еще и где то отряд маршала...
В тайне генерал надеется, что отряд самораспустится.
На планах он упрямо отмечает крестиком названные места, но посылать в бой сейчас все равно некого, отряд, оставшийся в деревне, невелик и разбивать его без крайней необходимости - ставить под удар всех. Поэтому охота на тысячу екаев, которых оказалось всего дюжина, отменяется и откладывается.
Генерал говорит, что надеется, у них хватит ума раствориться в деревнях и зажить мирно.
Генерал думает, что, может быть, просто не хочет их убивать или не видит смысла.
Смысл сейчас в том, чтобы в его лазарете выжил чертов екай с печально насмешливыми глазами,
потому что уже вторую ночь, стоит лечь, генералу снится, как он поднимается, сбрасывая кандалы, и легко уходит, не оборачиваясь, прихрамывая самую чуточку - нога задета.. или вывихнута?
Три дня, больше выбора нет.
- Раненого нельзя транспортировать, - говорят врачи.
- Он сбежит, едва сможет двигаться, и вы получите новую тысячу екаев, - говорит генерал, приказывая готовить место машине.
- Он не сможет и руки поднять с месяц, - качает головой медсестра.
Генерал чуть заметно щурится:
- Поверьте мне, он будет в состоянии сбежать на третий день.
- Сбежать и сдохнуть в ближайшей канаве, - добавляет он про себя.
Утром утомительная дорога и нужно все внимание, но если тело за эти дни вымотано до предела, то мозг явно не имеет ни малейшего желания спать, и нервы заодно с ним.
- Дурак, - говорит в коротком полусне-полузабытьи - уступке телу расстреляный, и генерал улыбается, садясь, встряхивает головой:
- Знаю.
На обход нет сил, и генерал просто идет к лазарету, стараясь лишь остаться незамеченным.
Он прислоняется к стене у окна комнаты, где лежит екай, и прислушивается к тишине за стеклом, зная, это бесполезно: даже в те два дня ни разу не было слышно ни стона, ни крика.
Генерал думает, не стоит ли позавидовать такому спокойному сну, даже если екай просто без сознания, пока не слышит тихое тихое - не будь ночь так оглушительно бесшумна - не разобрал бы:
- Дрянь же вы курите, генерал... дайте затянуться.
Генерал не успевает ответить, не успевает решить, можно ли курить, находясь между жизнью и смертью, и не успевает, не решив ничего, дать сигарету - в общем то генерал не успевает даже вздрогнуть, потому что с противоположного края лагеря слышится выстрел. Генерал вздрагивает и несется туда, уронив пачку. Приклеившаяся намертво к губам сигарета истекает дымом в тяжелом влажном воздухе..
- Душно..скоро дождь будет, - совсем не в тему успевает мелькнуть мысль, а потом в свете костра мелькает знакомое лицо, и генерал сплевывает окурок зло и досадливо стирая с пораненой едва задевшей пулей щеки кровь.
- Камилл... идиоты...
Выстрел в темноту. Он долго избегал этого боя, и... выбора ему не оставит никто, разве что маршал. Если переживет.
У костра три трупа - горло перерезано одним ударом - мастера хреновы. В конце лагеря крики и выстрелы. Слышать шаги в темноте среди залитых в один миг костров не привыкать, не нова тактика - екаи в темноте лучше людей видят, а вот сражаться так - не желая убивать - привычки нет: дуло пистолета инстинктивно останавливает лезвие меча и вместо горла болью обжигает руку, генерал успевает пригнуться и откатиться, уворачиваясь от следующего удара, чувствуя как бьет кровь из разрезанной вены. Меч в левой руке слабое утешение, когда начинают через три минуты боя подгибаться ноги, да и удар удержать сил уже нет, от понимания, что дело в потере крови, не легче, когда перед глазами начинает плыть просто от напряжения в попытке удержаться на ногах и уже не до мыслей кого то защитить потому что сейчас надо просто остаться живым. Самому. И на ногах, потому что выбора нет, потому что отряд без командира прекрасный набор мишеней - читай - будущих трупов.
-
-
30.09.2009 в 00:08И вообще, мне понравился проект.
-
-
30.09.2009 в 19:42домо)
генералу спасибо за продолжение)
-
-
30.09.2009 в 19:52-
-
30.09.2009 в 19:58мрр)
-
-
30.09.2009 в 21:45автор - Grande Generale Kenren
Еще один удар, меч входит в тело, пока что - чужое, генерал чувствует теплую кровь, заливающую рукоять. Кажется, впервые от этого настолько тошно. Он опускается на колени и одной рукой сдергивает с пояса ремень, слушая шаги, крики.. Пока никто не подошел, еще минуту... Ремень перехватывает плечо и затягивается, так что рука немеет - чуть легче. Ненамного, но этого хватит. Пока что... Главное не лезть на рожон, ребята справятся.
- Три трупа у костра хорошее подтверждение этой уверенности, - ехидно подсказывает кто-то в собственной голове.
- Так любого можно, со спины, подкравшись, маршал бы тоже, - возражает сам себе генерал, просто чтобы не отключиться, потому что его ощутимо шатает, и понимает: не "тоже". Каким то седьмым чутьем, на уровне ощущений приходит осознание, маршала екаев так просто не взяли бы, даже со спины.
А потом генерал спотыкается и падает, наклоняется вперед ощупать обо что запнулся и понимает, что перед ним трупы: четверо, судя по форменным плащам, имперцы, один екай в мягкой маскировочной куртке. Сквозь гнев и боль приходит уважение: отчаянные ребята и каждый десятка стоит, видать не зря командир того мальчишку спасал, за него все в огонь и в воду... и на смерть. В лагере четыреста человек, если только стратег не хуже их маршала не спланировал отход, полягут все. А если прорвались к лазарету, добьют и маршала - пытаясь вынести.
Генерал слышит легкие шаги по траве и падает навзничь, уходя от удара, потом поднимает меч и парируя первый удар стали о сталь, понимает, противник ему едва по плечо. Неужели тот самый мальчишка?
- Уходи отсюда, дурак, - говорит генерал, закрываясь от нового удара, - вы его не вытащите, он не переживет путь.
Новый удар наполнен яростью, и меч соскальзывает: выпад - это уже на инстинкте и изумленный вскрик - боли.
- Вот черт, - говорит генерал, поднимаясь на ноги и опираясь на меч.
- Почти. Екай, - шепчет с земли тот и в его голосе сквозь боль звучит знакомая насмешливая манера - подцепил же от командира.
- Генерал, - подбегает кто-то, в темноте не разобрать и генерал вцепляется в его плечо, опираясь:
- Да, слушаю отчет по ситуации, - собственный голос не узнать, севший, глухой.
- Вы ра... - рука тут же подхватывает командира, но попытку задать вопрос обрывает:
- Отчет. - пальцы пробегают по нашивкам:
- Я вас слушаю, полковник. - только благодарное прикосновение к плечу знак - помощь принята.
- Корпус тысячи напал... но...
- Их всего двадцать или меньше, дальше, - нетерпеливо, резко - времени на удивления нет.
- Так точно. Наших предположительно погибли или тяжело ранены сотня, нападавших осталось шестеро, они сражаются около госпиталя.
Генерал прикусывает губу:
- По возможности пощадить, не добивать. С рассветом снимаем лагерь и отправляемся по указанному маршруту. А пока... нам надо расчистить путь в госпиталь, - он отпускает плечо полковника и поднимает меч, впервые чувствуя его тяжесть в руке.
Костры разгораются за спиной и от этого немного легче, хотя шаги и вынимают силы по каплям, а каждый удар здоровой рукой, отдается дымом и болью в сознании. Шестеро, генерал видит их подойдя к самому лазарету - небольшому домику, который полковник гордо назвал госпиталем (и откуда только у него любовь к громким словам?), сражаются почти у самых дверей и их уверенность в победе, для которой достаточно дойти до маршала, светящаяся на лицах, окрашивающая каждое движение или удар почти орелом святости, заставляет горько усмехнуться, и понять, что бесполезно пытаться, как хотелось, зарычать, прогнать, заставить опомниться... Генерал отстраняет полковника, следующего по пятам, и сам выходит во внутренний круг к сражающимся, сам идет вперед, расчищая путь и считая - как будто маятник в голове отбивает удары - израненные тела, падающие к ногам, когда последний удар остается за ним.
Один. Два. Три. Четыре.
Двое последних жмутся к стене, уже не нападая, защищаясь.
Генерал останавливается, делая знак рукой стоять своим людям и глухо командует:
- Отпустить!
Двое израненных солдат, не веря в сказанное, пятятся с мечами в руках и только растворившись в темноте, судя по шуму и треску ветвей, убегают.
Генерал опирается о стену, тяжело выдыхая:
- Трупы похоронить, о раненых позаботиться. Если кто из екаев жив - на попечение местных. Утром снимаемся.
Передышка - чтобы подняться на три ступени и самому войти в лазарет, еще передышка - заглянуть к маршалу, но екай без сознания, и на лбу испарина.. Мысленно пожелать, чтоб он не услышал и во сне о случившемся, и дойти семь шагов до постели за стеной, чтобы без сил упасть на нее, пачкая неостановившейся и уже сухой кровью, почти безучастно позволяя снять плащ, ремень и перевязать руку, пробормотать:
- Cнотворного не надо.
И отрубиться до утра, не смотря на боль, а, может, именно благодаря ей и потере крови, вытянувшей последние силы.
-
-
01.10.2009 в 18:52а герой ведь был человек? или нет?
Трупы похоронить может мёртвых?..
а генерал не поплатится за то что отпустил этих двоих?
если бы я была там солдатом я бы не дала им уйти, зная сколько они положили товарищей..
-
-
01.10.2009 в 19:13нет, именно трупы...
и.. если б не дали уйти, это прямое неподчинение приказу. это армия.
-
-
01.10.2009 в 19:14-
-
01.10.2009 в 19:25Маршал же был человеком? или нет?)
-
-
01.10.2009 в 19:26Зависит от командира.
-
-
01.10.2009 в 19:36- И ты девятый... Видел я, что ты в каждый бой ходил.
- Почему девятый? Я восьмой.
я так поняла, что он человек)
командир не увидит. в лагере было 400 человек у которых погибли или ранены друзья(
-
-
01.10.2009 в 20:58дело не в том, увидит ли... дело в том, что значит его слово для солдат.
-
-
02.10.2009 в 07:29