aka Тёмный
Цикл "Лес между мирами"
Новолуние
Ночь новолуния – тёмное время. Всегда и везде оно было тёмным, как в этом времени-месте. Небо – океан звёзд, в отсутствие луны сияющих болезненно ярко. Сегодня звезды, впрочем, еле проглядывали сквозь ветви деревьев, подмигивали багровым, будто гранатовые зерна. А лес молчал. Не скрипел ветвями, не шуршал старыми листьями, и даже неведомые тварюшки сегодня если и шныряли под его корнями, то абсолютно бесшумно. Как призраки. Хотя… может, они и были призраками? Баньши не знала. Впрочем, ей это было неинтересно – пусть Хельга возится со всей этой чертовщиной живого и неживого. Для нее, для Баньши, главной оставалась тьма – властное и спокойное ничто, колыбель всего сущего… из которой берет начало всё живое, и в которую оно потом возвращается. Баньши была частью этой тьмы, её дочерью и жрицей, и местный лес, уважая силу, починялся её воле. А в такие ночи, как нынешняя, в ночи Гекаты, тьма была ближе и сильнее, чем обычно…
… и Баньши, погасив все свечи, вышла из дома.
Ночь обняла её, окутала силой, по мимолетному запросу меняя девичий облик на звериный. Тело обволокла мягкая шерстка, пальцы вытянулись, обзаведясь кожаными перепонками, и мир раздвинул границы, впуская ее в звонкоголосье звуков молчаливого леса. Крупной летучей мышью она метнулась в небо, навстречу звездам, огненно-багровым, как её горящие глаза. Острым мышиным слухом она воспринимала не только контуры ветвей, очерченные эхом ультразвука. Она видела – слышала? – куда больше.
Лес дышал – огромное существо, затаившееся в этом месте и времени. Где-то в его глубине мерно пульсировало сердце, порождая череду аномалий и вплетая помехи в «белый шум» мёртвого города. Город, когда-то стоявший на месте леса, звучал скрипучим шорохом, как и положено мертвому созданию, поглощенному лесом. Нынешний Город звучал иначе. Он был порождением не только мертвого города, но и леса, поэтому дышал с ним в унисон. Дышал, частил шепотками сквозняков и шелестом дождя, который был частым гостем на его улицах. За это Баньши не любила город – за дождь и сырость, прочно поселившуюся в развалинах его домов. А еще – за звонкие звуки, рассыпающиеся по щербатым тротуарам и отражающиеся от каменных стен. Громко. Слишком громко и равнодушно. Лес – другое дело. Лес звучал уютно. Звуки здесь были бархатными, ленивыми, обволакивающими… сонными. Убаюкивающими. Будь Баньши человеком, она бы давно удобно устроилась у самого большого дерева и погрузилась в сон. Пойманная властной дремотой, она бы слушала биение лесного сердца, постепенно растворяясь в шёпоте деревьев… и вскоре ее тело стало бы лесным симбионтом – как тела сотен и тысяч других людей, питающих Лес. Симбионты, субстрат, куклы леса – не имело бы значения, потому что её разум уснул бы навсегда, рассыпавшись пеплом давно отгоревшего костра.
Но она не человек.
Ей не светит забвение – во всяком случае, не так просто и не так быстро.
Для таких, как она и её названные сёстры, этот лес не был кладбищем. Он был тюрьмой, наказанием, полосой испытаний, чистилищем, адом…или все-таки раем?.. но никак не кладбищем. Им не грозила ассимиляция с лесом. Возможно, им и смерть не грозила – Хельге уж точно! – но проверять они не собиралась, во всяком случае, специально.
Собственно, они так и не решили, что они здесь делают. Просто… живут? Возможно. Никто из них не помнил, как здесь оказался – лес отбирал память у каждого, кто пересекал его черту. Никто здесь, под его сонной шкурой, не помнил себя и не понимал, как всё устроено, и они в том числе. Но они пытались понять… еще как пытались!
Поэтому сейчас Баньши поднималась всё выше и выше к звёздам, надеясь… что? Увидеть с высоты границы леса? Наткнуться на выход из этого мира-ловушки? Стряхнуть с себя морок беспамятства?.. она не знала. Просто в такие ночи, в самое темное новолуние, когда звезды напоминали гранатовые зерна, в её душе – где-то очень глубоко! – просыпалось далекое эхо воспоминаний. Другой мир, которому она когда-то принадлежала, пытался говорить с ней… напомнить о себе… о том, кем она была и что потеряла… кого потеряла. Кажется, где-то в глубине она хранила сладкую боль предательства, вот только чьё оно было – вспомнить не получалось…
Пока не получалось.
Но когда-нибудь она всё-таки пробьется сквозь белый шум.
И вспомнит ту, кем была еще за мгновение до того, как вошла под сень проклятого леса – вошла молчаливой ведьмой по прозвищу Баньши.
Когда-нибудь.
Может… сегодня?..
Новолуние
Ночь новолуния – тёмное время. Всегда и везде оно было тёмным, как в этом времени-месте. Небо – океан звёзд, в отсутствие луны сияющих болезненно ярко. Сегодня звезды, впрочем, еле проглядывали сквозь ветви деревьев, подмигивали багровым, будто гранатовые зерна. А лес молчал. Не скрипел ветвями, не шуршал старыми листьями, и даже неведомые тварюшки сегодня если и шныряли под его корнями, то абсолютно бесшумно. Как призраки. Хотя… может, они и были призраками? Баньши не знала. Впрочем, ей это было неинтересно – пусть Хельга возится со всей этой чертовщиной живого и неживого. Для нее, для Баньши, главной оставалась тьма – властное и спокойное ничто, колыбель всего сущего… из которой берет начало всё живое, и в которую оно потом возвращается. Баньши была частью этой тьмы, её дочерью и жрицей, и местный лес, уважая силу, починялся её воле. А в такие ночи, как нынешняя, в ночи Гекаты, тьма была ближе и сильнее, чем обычно…
… и Баньши, погасив все свечи, вышла из дома.
Ночь обняла её, окутала силой, по мимолетному запросу меняя девичий облик на звериный. Тело обволокла мягкая шерстка, пальцы вытянулись, обзаведясь кожаными перепонками, и мир раздвинул границы, впуская ее в звонкоголосье звуков молчаливого леса. Крупной летучей мышью она метнулась в небо, навстречу звездам, огненно-багровым, как её горящие глаза. Острым мышиным слухом она воспринимала не только контуры ветвей, очерченные эхом ультразвука. Она видела – слышала? – куда больше.
Лес дышал – огромное существо, затаившееся в этом месте и времени. Где-то в его глубине мерно пульсировало сердце, порождая череду аномалий и вплетая помехи в «белый шум» мёртвого города. Город, когда-то стоявший на месте леса, звучал скрипучим шорохом, как и положено мертвому созданию, поглощенному лесом. Нынешний Город звучал иначе. Он был порождением не только мертвого города, но и леса, поэтому дышал с ним в унисон. Дышал, частил шепотками сквозняков и шелестом дождя, который был частым гостем на его улицах. За это Баньши не любила город – за дождь и сырость, прочно поселившуюся в развалинах его домов. А еще – за звонкие звуки, рассыпающиеся по щербатым тротуарам и отражающиеся от каменных стен. Громко. Слишком громко и равнодушно. Лес – другое дело. Лес звучал уютно. Звуки здесь были бархатными, ленивыми, обволакивающими… сонными. Убаюкивающими. Будь Баньши человеком, она бы давно удобно устроилась у самого большого дерева и погрузилась в сон. Пойманная властной дремотой, она бы слушала биение лесного сердца, постепенно растворяясь в шёпоте деревьев… и вскоре ее тело стало бы лесным симбионтом – как тела сотен и тысяч других людей, питающих Лес. Симбионты, субстрат, куклы леса – не имело бы значения, потому что её разум уснул бы навсегда, рассыпавшись пеплом давно отгоревшего костра.
Но она не человек.
Ей не светит забвение – во всяком случае, не так просто и не так быстро.
Для таких, как она и её названные сёстры, этот лес не был кладбищем. Он был тюрьмой, наказанием, полосой испытаний, чистилищем, адом…или все-таки раем?.. но никак не кладбищем. Им не грозила ассимиляция с лесом. Возможно, им и смерть не грозила – Хельге уж точно! – но проверять они не собиралась, во всяком случае, специально.
Собственно, они так и не решили, что они здесь делают. Просто… живут? Возможно. Никто из них не помнил, как здесь оказался – лес отбирал память у каждого, кто пересекал его черту. Никто здесь, под его сонной шкурой, не помнил себя и не понимал, как всё устроено, и они в том числе. Но они пытались понять… еще как пытались!
Поэтому сейчас Баньши поднималась всё выше и выше к звёздам, надеясь… что? Увидеть с высоты границы леса? Наткнуться на выход из этого мира-ловушки? Стряхнуть с себя морок беспамятства?.. она не знала. Просто в такие ночи, в самое темное новолуние, когда звезды напоминали гранатовые зерна, в её душе – где-то очень глубоко! – просыпалось далекое эхо воспоминаний. Другой мир, которому она когда-то принадлежала, пытался говорить с ней… напомнить о себе… о том, кем она была и что потеряла… кого потеряла. Кажется, где-то в глубине она хранила сладкую боль предательства, вот только чьё оно было – вспомнить не получалось…
Пока не получалось.
Но когда-нибудь она всё-таки пробьется сквозь белый шум.
И вспомнит ту, кем была еще за мгновение до того, как вошла под сень проклятого леса – вошла молчаливой ведьмой по прозвищу Баньши.
Когда-нибудь.
Может… сегодня?..