7-13

[Альвар]

ГСЧ_ Ночной костер

За окном была ночь. Бродила на мягких лапах, швыряла в стекла осенние листья, шуршащие песком, дышала прохладой и запахами влажной земли в приоткрытую дверь. Здесь, в таверне было тепло и уютно, но этот прохладный сквозняк, вкрадчиво касающийся спины, заставлял Белого Кролика нервно вздрагивать и коситься в темноту за окнами. Когда дернулся в очередной раз, Соня мягко сказала:
- Может, прикрыть двери?
- Да, пожалуйста, - кивнул Кролик и поёжился. – В спину дует… будто смотрит кто-то из-за двери.
- Никого там нет. – сказала Соня и, закрыв дверь, задвинула щеколду. – Вот. Теперь сквозняк ее не откроет.
- А если путник?
- Путник постучит. А если особо важный путник – таверна сама ему откроет. Ты же их знаешь, этих особо важных путников.
- Наверное, знаю, - неуверенно ответил Кролик, глядя в свою чашку. – Хотя не уверен…
- И забей, - хрипло каркнул из угла Заяц. – Не уверен – забивай! Гвоздиком. В ладонь, хех.
Кролик посмотрел на Зайца. Тот сидел в своем кресле-качалке, закутавшись в клетчатый плед, и курил длинную нелепую трубку. Его серо-бурые дреды покачивались вслед за движениями кресла-качалки, татуированные уши чуть заметно подрагивали, а нога в расхлябанном ботинке беззвучно отстукивала ритм. Кролик подумал, что при взгляде на Зайца ему всегда слышится мелодия. Сегодня в облике Зайца ритмично тренькало банджо дуэтом с гитарой…и что-то еще слышалось в его взгляде, что-то струнное… щипки контрабаса? Может быть. Кролик не считал себя специалистом в музыке. Он и контрабас-то от виолончели мог не отличить… Кажется, виолончель меньше. Или нет?..
- Ты сегодня странный, - проворчал Заяц, не выпуская из зубов трубку. – Случилось чего?
- Да нет, - Кролик отвел взгляд. – Просто…
- Если у нас тут что-то ПРОСТО – это капец, скажу я тебе, - хмыкнул Заяц. – Давай лучше будет НЕПРОСТО, а? Колись, чего случилось.
- Да ничего не случилось. Просто… сон странный.
- О, сны в это время и в этом месте – это… те еще сны.
- Почему?
- Осень. Рубежи перетряхивает. И хрен знает что еще может перетряхнуть за компанию с ними. Осенний зверь бродит по стране – слышал такую легенду? Про осеннего зверя, который смотрит в душу и крадет ее часть мягкими лапами? А иногда сердце выгрызает – тут уж кому как повезет… или не повезет.
- Не слышал, - ответил слегка сбитый с толку Кролик. – Какой еще такой зверь?! Откуда он взялся?!
- Ну-у-у… откуда у нас что берется?
- От Алис?
- От Алис. От Хаоса. От демиурга, тезки твоего, да от приятеля его с бродяжьей душой. От нас. От фигур, от жителей и гостей этой гребаной страны чудес… Да мало ли! Сейчас здесь всё весьма шатко, знаешь ли. Одно сердце на всю страну – думаешь, хватит?
- Ты меня запутал, - сердито сказал Кролик. – Какое сердце, какой хаос, ты о чем?!
- Я о твоем сне. Рассказывай, - и Заяц повелительно ткнул в него трубкой.
«Собственно, почему бы и нет?» - подумал Кролик и начал рассказывать.
…
Во сне я был костром. Точнее, огнем, который плясал в костре. Нет, не плясал – это просто разговорный штамп! Я развалился на мягких ветках, утопающих в пушистой золе, и блаженствовал, покусывая эти ветки, чувствуя аромат хвойной смолы, сладкий привкус березовых почек и горечь кровянеющей ольхи. От этой горечи я искрил, чихая яркими искрами, рассыпая их вокруг себя. Рядом сидел ты, Заяц. Почти такой же – в этом своем драном пончо… или одеяле, что это там у тебя. Ты курил трубку, смотрел на меня и звучал блюзом. И время от времени рассеянно притаптывал ботинком искры, которые норовили выползти на траву. Я помню, сердился на тебя за искры – так, слегка. Я и сам понимал, что искры непослушны и взбалмошны, и готовы сами, без разрешения, разрастись во второго меня. А я не хочу себя второго, это неудобно и вообще…
Вот так мы сидели – Заяц и я, костер.
А потом из ночной темноты вышел еще один Заяц.
Это точно был Заяц, я не мог ошибиться… Но ведь в стране никогда не было другого Зайца! Он. Как фигура, не менялся с самого ее основания. Откуда же взялся этот? Почти такой же… но не такой. Уши с татуировками – но правое отгрызено почти наполовину, отгрызено давно, шрам старый и неровный. Волосы тоже лохматятся дредами, но дреды черные, местами перехваченные бурыми и темно-красными нитками. Его пончо грязное, даже непонятно, какого цвета оно было изначально – сейчас это грязь, копоть и, кажется, засохшая кровь. И, главное, лицо – твое лицо, Заяц! Но мертвенно-бледное и всё в старых узловатых шрамах – через глаз, по щекам, через угол рта… словно кто-то сшил его из лоскутков или грубо и неумело зашивал многочисленные раны.
Я испуганно притих, прильнув к углям, а ты даже не удивился. Молча кивнул – садись, мол – и гость сел рядом со мной, глядя на тебя поверх моего золотого пламени.
Он него веяло холодом, но не холодом мертвеца. Скорее, холодом далекого НИЧЕГО, холодом Той Стороны, неведомой мне Изнанки. И мое пламя отражалось в его глазах не рыжиной, как в твоих, а бледно-голубым мерцанием.
Он посидел немного рядом, глядя на тебя, а потом сказал:
- Я пришел поговорить о цене.
Голос его был похож на твой – тоже низкий и хриплый, но в нем было что-то еще. В него вплетался невнятный шепот, словно кто-то еще говорил в унисон с этим темным Зайцем.
- Ну давай поговорим, - лениво сказал ты. – Какую цену ты хочешь?
- Я? – он неприятно рассмеялся на два голоса. – Не я. Я просто посыльный. Так же, как и ты.
- Хорошо. Так что там о цене?
- Сколько может выдержать одно сердце, а, Безумец?
- Столько, сколько нужно.
- Даже если душа раздроблена на осколки?
- Давай конкретнее – вот именно сейчас мне не хочется ритуальных плясок вокруг смысла.
- Ну хорошо. Три дороги и семь ветров – то, на чем удержится этот мир.
- И что из этого следует?
- До рассвета сюда должны прийти те, кто останется здесь тремя дорогами… и семью ветрами.
- Я.
- Что?
- Я буду тремя дорогами и семью ветрами.
- Хаха.
- Ты сомневаешься, что я достаточно безумен для этого?
- Не в этом дело. Ты можешь стать дорогой – и у тебя будет путь. Ты можешь стать другой дорогой – и у тебя будет другой путь. Мы сидим на перекрестке, ты видишь? Твой костер горит на стыке трех дорог. К рассвету они должны обрести воплощение.
- А ветра?
- Семь ветров гуляют по стране. К рассвету каждый из них должен обрести воплощение.
- Хм… Наверное, это несложно. Послать весточку Королю – и во благо страны тут через час будет целый отряд Рыцарей. И каждый с радостью станет воплощением чего угодно ради страны. Так что… не послать ли нам гонца? – и Заяц почему-то покосился на меня. Я согласно качнул пламенем. Я был готов стать гонцом или воплощением.
Потому что я чувствовал, как подо мной дрожит земля. Страна беззвучно плакала и дрожала испуганным зверем. Ей было страшно, она понимала, что всего одна ночь отделяет ее от смерти.
Еще одной.
Может, последней.
Страна отчаянно не хотела снова умирать – она не так давно вынырнула из кошмара небытия, и не хотела обратно!
Одна ночь.
И воплощения.
- Фиг тебе, - сказал темный Заяц и. скрутив из узловатых пальцев корявый кукиш, показал его сперва Зайцу, потом мне. – Чувак сердце свое отдал, и жизнь свою последнюю, душу осколками раскидал, а вы хотите разменными монетами отделаться? Слабаки. Ссыкло. Торгаши хреновы. Фигушки вам.
- Да ладно, не кипятись. Я пошутил, - сказал Заяц и достал из складок пончо губную гармошку. – Мы просто позовем. И будем ждать.
- Другое дело, - ворчливо ответил темный Заяц и вытащил бубен. Старый, зашитый и залатанный, с погнутым ободом и местами оборванными бубенчиками – непонятно было, как он вообще может играть…
Но он мог.
Темный Заяц мягко шлепнул ладонью по бубну, и тот отозвался шелестом невидимых лент и нежным звоном уцелевших бубенчиков. Дзынь-дзанг-дилинь.
Тч-тч-тшш.
Дзынь-дзанг-дилинь.
Тч-тч-тшш.
Дзынь-дзанг. Дзынь-дзанг.
Дзынь-дзанг-дилинь.
Тч-тч-тшш-тч-тч-тч…
Заяц поднес к губам гармонику и над ночным лесом полилась та самая мелодия, которая весь вечер звучала в его движениях – негромкий блюз. Играл он не очень уверенно, но душевно, и темный Заяц потряхивал бубном, легко попадая в ритм… и я не заметил, как тоже начал петь.
Ну ты знаешь, как поет огонь, верно?
Потрескивание, шепот, едва слышное гудение над углями, щелчки искрами, шорох опадающего пепла. Я пел, как мог – от души вплетая свой голос в дуэт бубна и гармоники, и я тоже звал вместе с ними, звал тех, на ком сможет удержаться этот мир.
Три дороги, семь ветров. Так мало… и так много для одной короткой, хоть и осенней ночи!..
Первыми откликнулись дороги. Может, потому что они сходились здесь, в нынешнем центре нашего мира?

Первой к костру вышла Герцогиня – просто пришла по одной из дорог. Я не знал, как ей удалось покинуть свой замок, свои зеркала, свою тюрьму. Хотя, может, она ее и не покидала? Это же был сон…
Светлая, почти прозрачная, она от локонов до подола длинного платья переливалась оттенками морских глубин, и стайка рыб кружила рядом с ней, словно охраняя от нашего присутствия.
- Я всё видела в зеркалах, – просто сказала Герцогиня. – И я пришла.
Темный Заяц кивнул, и Герцогиня села рядом, приветственно кивнув мне. Рыбы, неодобрительно поблескивая оловянными глазами, шныряли под её руками.
- Зови, - сказал ей Заяц, оторвавшись от гармоники. – Зови тех, кто близок тебе душой – они откликнутся быстрее.
И снова заиграл.
Герцогиня прикрыла глаза.
Блюз плыл в ночи, блюз на три голоса и на одно молчание.
А потом на второй дороге возник серебристый туман. Я не успел удивиться, как он сгустился, и из него вышла Белая Кошка – печальный белый рыцарь, на ходу привычно вытирающий о траву кровь с меча.
- Я услышала зов, - сказала Кошка. – Да, я отдам свою душу. Я стану дорогой.
Герцогиня кивнула ей и указала на место рядом с собой. Кошка села, приобняв меч, и задумалась, глядя на меня. В ее глазах я отражался алым.
А Зайцы играли. Я снова запел.
Блюз плыл в ночи, блюз на три голоса, на одно молчание и одну печаль.
Она пришла по третьей дороге, постукивая каблуками высоких сапог, стряхнула с широкополой шляпы соленые морские брызги и подмигнула Герцогине:
- Я тут новенькая, я знаю. Но… можно?
- Можно, - сказал темный Заяц. – Не поверишь – я ждал тебя.
- Это потому что я классная, уверенно сказала она. – Чего ж меня не ждать, классную такую!
- Садись, Морж, - улыбнулась Герцогиня. – Я рада тебя видеть.
И они сели вокруг меня – такие разные, такие похожие. Дороги, пути, стремления.
Дзанг! – бубен в ладонях темного Зайца словно отбил некую черту.
- Этот мир стоит на трех дорогах, - невнятно пробормотал Заяц. – На трех. Стоит.
- Что насчет ветров? – ухмыльнулся темный Заяц. – ты найдешь семерых с одной душой на всех?
- Ты сам сказал, что здесь рассыпаны осколки одной души. – невозмутимо ответил Заяц. – Так что…
И он, поднеся гармонику к губам, снова затянул свой блюз.
Блюз плыл в ночи, блюз на три голоса.
Герцогиня, Кошка и Морж слушали, глядя в мое пламя, и каждая думала о своём – я чувствовал, как их мысли текут сквозь меня и легкими искрами взмывают в ночное небо, к звукам бубна и гармоники.
А потом у костра встал Кот. Тот самый, последний Кот. По-кошачьему гибкий и немного нескладный – словно не оправился от тяжелых ран. С рыжими ушами и рыжими волосами, в которых серебрились белые пряди. С безмятежностью в глазах, под которой иногда проглядывало что-то иное, что-то жесткое и… привычное. Пестрая рыже-бурая рубашка, пыльные драные брюки цвета хаки, с ремешками-ленточками, браслеты-подвески – этакий местный хиппи… который почему-то нифига мне не казался безопасным или расслабленным. Странный он, этот последний Кот. Но привычно свой, как все Коты и Кошки, которые безликими тенями теснились в моих несовершенных воспоминаниях.
Он просто встал рядом посмотрел на меня в упор, потом перевел взгляд на Герцогиню, и улыбнулся ей нарочито вежливо. И только после этого скосил взгляд на двух Зайцев.
- Ветер, говорите… – лениво протянул он, стоя перед ними руки в карманы. – Я сгожусь?
Темный Заяц просто кивнул и прикрыл глаза, словно целиком отдаваясь прикосновениям к своему бубну. А Заяц тихо сказал:
- Ты… и все вы.
И, поколебавшись, добавил:
- Пожалуйста.
Кот удивленно дернул рыжим кошачьим ухом – и правда, слышать от Зайца «пожалуйста» не доводилось не только ему…
- Хорошо, - сказал он. – Конечно. Я понимаю. Мне же это… ну… Кто еще, как не я, верно?
- Много кто, - проворчал Заяц, пряча глаза. - Но вот именно здесь и только сейчас – некому, бродяга, понимаешь?
- Да всё я понимаю. Не надо меня уговаривать, я ж не спорю.
- - Если вы станете ветрами…
- Ой да ну тебя, - отмахнулся Кот, сейчас как никогда похожий н беззаботного хиппи. – Почему бы нам не остаться здесь вместе с милыми девушками? – и он показал язык Герцогине.
Она сердито дернула бровью, а я задумался было – он ее дразнит? Или…что?
Но додумать мысль не успел – бубен и гармоника снова начали свой дуэт, и я уже привычно подхватил мелодию, запел, потрескивая ветвями на зубах.
Краем глаза (кстати, у огня же нет глаз… чем я смотрел?!..) я заметил, что Кот развалился на траве, закинув руки за голову и прикрыв глаза.
Блюз плыл в ночи, блюз на три голоса и на одно общее напряженное ожидание.
Они начали приходить довольно скоро – и всё это время Кот лежал в одной позе, не открывая глаз и только что-то едва слышно насвистывая сквозь сжатые зубы. Оба Зайца тоже больше не отвлекались от своего блюза – может потому, что ночь уже перевалила за середину, и время утекало все быстрее и быстрее…
Шляпник, сонно зевая и потирая глаза, появился из темноты, и молча сел рядом с Моржом. Та улыбнулась ему уголками губ. Шляпник, словно приняв это за приглашение – а может и приняв – как-то очень по-кошачьи сменил положение и растянулся на траве, положив голову ей на колени и прикрыв глаза. Морж, впрочем, не возражала, только сняла с него шляпу и положила рядом.
Гусеница вышел к костру, докуривая темную сигарету с запахом крепкого кофе. Кивнул Шляпнику, Коту, покосился на Зайцев и уселся, прислонившись к дереву. Щелчком отправил окурок в центр меня – сигарета была горькой, но приятно-терпкой – и принялся задумчиво теребить свежую повязку на запястье.
Старший из музыкантов, Тру Темный феникс, просто материализовался рядом. Оглядел присутствующих и сел ближе всех ко мне, рассеянно ловя вылетающие искры и время от времени перебирая голыми пальцами тлеющие угли.
Знакомый уже серебристый туман возник еще раз, и теперь из него шагнул Черный рыцарь, безразлично-усталый Единорог. Не сводя взгляда с Белой Кошки, он опустился на траву, уронив рядом свой выщербленный меч.
Затрещали кусты и из них вывалился рыжий тип в драной жилетке и таких же драных брюках, с рыжими волосами, собранными в короткий хвостик. Непослушную челку придерживали кажущиеся абсолютно неуместными темные очки.
- Привет! – Орленок, задыхаясь от долгого бега, оглядел наше собрание. – Грифон сказал, я тут срочно нужен. Ну так я пришел.
- Понимаешь, - начала было Герцогиня, но рыжий нетерпеливо отмахнулся:
- Мне всё объяснили. Да, господи, ты сама говорила, что я ношусь, как сквозняк – думаешь, это что-то изменит?
- Изменит. Ты не сможешь…
- Ой, да ладно! Я всё знаю, – тряхнул челкой Орленок и плюхнулся на землю рядом с Котом. - Привет, Кот, ты что, покрасился и окончательно ушел в бездельники?
- Сам бездельник, - буркнул Кот, открывая глаза и садясь. – Заяц, я всё. Мне некого звать больше.
Оба Зайца перестали играть и переглянулись.
- Шесть, - сказал Заяц.
- Мало, - сказал темный Заяц.
- Зовем дальше, - Заяц снова поднес к губам гармонику.
- Поздно, -на два голоса сказал темный Заяц, указывая на восток, где чернота ночного неба была уже не такой черной. – Кого мы успеем дозваться, Безумец? Кто еще войдет с ними в резонанс?!
- Играйте, - упрямо сказал Кот, и все собравшиеся вокруг меня кивнули. – Просто играйте, ведь время у нас еще есть!
- Чтобы войти в круг – много времени не надо! - горячо сказал Орленок, и я согласно плеснул огненными ладонями. – Играйте!
И они заиграли снова, глядя, как постепенно светлеет на востоке небо. В их и без того меланхоличный блюз вкралась тревога, бубен позвякивал обречённостью, гармоника скулила о безнадежности, но я упрямо потрескивал и пришептывал, подгоняя их ритм, надеясь, надеясь, всё ещё надеясь… потому что – а что мне оставалось? Я был огнем, я не мог сдаваться, я мог только пылать! И Темный Феникс едва слышно прищелкивал пальцами мне в унисон, и глаза его мерцали тлеющими угольками.
Блюз плыл над лесом, под светлеющим небом.
Блюз плыл.
А потом прошелестели шаги, и к костру вышел бродяга.
Высокие сапоги, темные брюки, белая рубашка с расстегнутым воротом и поверх – плащ цвета темной пыльной вишни, с причудливо изрезанными полами и высоким воротником. Лохматые волосы медного цвета падают на лицо, оставляя в тени глаза – видна только усмешка, кажется, намертво прилипшая к лицу незнакомца. И еще – на левом плече эполет с ворохом пушистых черных перьев.
- Привет, - небрежно уронил он. – Я не опоздал?
- Ты?! – почему-то несказанно удивился темный Заяц – даже бубен чуть не выронил, успев подхватить его в последний момент. – Но ты же… Ты не сможешь!
- Херня, - уверенно фыркнул тот. – Почему это?
- Но…
- Я пришел. Я согласен. Вам не хватает седьмого ветра? Так не привередничай, Безумец – я готов быть седьмым ветром.
- Ты не выживешь.
- Проверим? – улыбка была неожиданно радостной.
- Кто это? – шепотом спросил Орленок у Кота. – Он… я почти его узнал, но… кто это?!
- Можешь звать меня Тристаном, - ответил бродяга вместо Кота. – Если выживем – познакомимся поближе. Итак?
- Итак? – повторил Кот, поднимаясь на ноги.
- Итак? – улыбнулась Герцогиня, и рыбы испуганно прянули прочь, когда она встала с травы.
Они все поднялись и стояли теперь вокруг меня – три дороги, семь ветров, и два…и два Зайца.
- Начинай, не тяни, - буркнул Заяц, убирая губную гармошку в складки своего пончо. Темный Заяц не ответил – просто перестал быть собой и стал чем-то гораздо большим.
Тьмой, полной чужих взглядом. Морскими глубинами, в которых тонули звезды. Бескрайними степями, по которым несся табун крылатых лошадей. Древним лесом, полным загадочных существ. Светом рождающихся путей и пылью пройденных жизней. Всем… и ничем.
А я был огнем ночного костра, который тоже чуть-чуть звезда и немного жизнь, поэтому я видел.
Видел, как все окружающее стало прозрачным наброском, сквозь который можно было разглядеть то, что было глубже, дальше, в других слоях. Там ворочалось что-то большое и древнее, и вместе с тем –невообразимо юное. Там дрожало сердце сказки – я сразу узнал его, ведь именно я нашел его когда-то в первозданном хаосе!
И там вились дороги. Три дороги кружили в глубине легкокрылыми левиафанами… а потом кто-то – наверное, Заяц – сказал: «Ну что, погнали?». И Герцогиня протянула ладони к Кошке и Моржу, и они взялись за руки, замыкая в себе трех левиафанов. Кто-то восторженно ахнул – кажется, Морж. А кто-то шепнул, что им больше никогда не покинуть страну – наверное, Герцогиня. А Кошка презрительно скривила губы: «Я уже возвращалась, помнишь? И без того не собиралась уходить!»
Вокруг левиафанов засновали юркие подвижные существа – драконы?.. птицы?.. – и я машинально сосчитал – их было семь.
«Не спим, ребята, скоро рассвет!» - снова каркнул Заяц, и семь чертовски похожих силуэтов встали в круг, принимая ветра – в сердце, в душу, или черт его знает еще куда. Наверное, это было нелегко – я видел, как бились внутри неясных силуэтов пойманные ветра, как их побеждали, уговаривали, очаровывали, договаривались…. Принимали. Становились единым целым, сливаясь с ветрами сказки, добавляя ей осязаемости, плотности, реальности…
А потом на меня обрушился ледяной дождь, и я понял, что умираю…
…
…Может, я бы и умер там, в этом странном сне, но Темный Феникс , оказывается, сжимал в руке один из моих угольков – наверное, машинально прихватил, поднимаясь на ноги. Поэтому, когда ливень стер с земли костер, который был мной, я остался в кулаке Тру – маленьким, испуганным, но живым.
И, когда ливень закончился, и вода впиталась в землю, Тру разжал пальцы и аккуратно положил меняна землю.
«Мокро же, блин!» - поморщился я, но принялся с остервенением жевать сырые ветки.
А они стояли вокруг меня – три дороги и семь в=ветров, на которых теперь держалась сказка в дополнение к сердцу, к алисам, к гостям и жителям, к хаосу и порядку, к… ко всему.
И мне казалось, что теперь-то она не рухнет!
Я не заметил, как ушел темный Заяц, как исчез бродяга Тристан, когда разошлись все остальные. Только Кот и Герцогиня еще какое-то время мерялись взглядами надо мной, потом почти синхронно развернулись и ушли – он, нарочито шлепая босыми ногами по ледяным лужам, она – на ходу растворяясь в рассветном воздухе, неведомым мне образом возвращаясь в свои зеркала.
Рассвет мы встретили только с Зайцем.
С тобой.
Ты посмотрел на меня, вздохнул и, пробормотав: «Может, и получится, кто знает…», затоптал меня своим тяжелым ботинком.
…
Кролик закончил рассказ и длинно выдохнул, словно освободившись от мучившей его тяжести.
- Вот, - сказал он. – Приснится же такое, да?
- Ага, – буркнул Заяц, попыхивая трубкой. – Чушь полная.
- Да? – Кролик почувствовал облегчение – ему очень не хотелось, чтобы его сон оказался правдой. Уж очень это было жутко – трое и семеро, навсегда прикованные к этому миру… навсегда – до его, мира, смерти.
Которая может наступить хоть завтра!.. как показывает прошлое.
Поэтому он улыбнулся и повторил:
- Да? Это хорошо.
- Да. Я не стал бы тушить уголек сапогом – у меня подошвы дырявые, - ворчливо сказал Заяц и, уткнув нос в плед, принялся раскачиваться на кресле-качалке, словно показывая, что разговор окончен.
- Хочешь чаю? – спросила Сонечка, сморщив носик на дремлющего Зайца. – И не слушай ты его.
- Не буду слушать, - согласился Кролик и подвинул к Сонечке пустую чашку. – И правда, налей мне чаю.
Чай пах корицей и яблоками.


29.09.2020

@темы: тексты, без семи тринадцать

Comments

[kiichiro]

ох какое оно завораживающее
веет самайном и ночным лесом
такое мистическое и немного пугающее
и обнадеживающее
спасибо!

[Альвар]

[Душа Дракона]

красиво!
Спасибо)