Кромка. На берегах.
03Они шли по редколесью – Сирена и Мотылёк. Она взахлеб рассказывала Уходящему о Кромке – о том, что знала и о том, что для неё оставалось загадкой, об обитателях Кромки и о её гостях. А он слушал и с интересом крутил головой, осматриваясь в новом для себя мире. Рыжее небо с сизо-фиолетовыми облаками его не особо впечатлило, а вот существа-кромешники то и дело заставляли удивленно качать головой. То дриады-деревья робко тянулись к ним тонкими руками, словно сотканными из белесого тумана. То мелкие, с ладонь, тролли выглядывали из корней, посверкивая глазами-фонариками, и что-то бурчали, кутаясь в плащи с капюшонами. То вдруг мантикора проплыла над вершинами деревьев, раскинув свои перепончатые крылья на полнеба – Сирена торопливо дернула Мотылька за руку, заставив спрятаться под ветвями особо раскидистого дерева. А еще звуки – кто-то пел под землей. Негромко, на грани слышимости, но очень певуче и мелодично. Мотылек прислушивался, пытаясь разобрать слова… почему-то казалось, что слова там есть, надо только вслушаться повнимательнее. Не выходило. Мешал шорох травы, шелест их собственных шагов, мешало бормотание троллей и поскрипывание дриад. Мешал разговор Сирены. А пение манило, звало прислушаться, раздражало ускользающим смыслом…
читать дальше- Погоди, - сказал Мотылек через некоторое время и остановился.
- Что? – спросила Сирена, тоже останавливаясь.
- Песня под землей… кто это поёт?
- Песня? – Сирена склонила голову, прислушиваясь. – Поскрипывание? Это дриады. Знаешь, они нам завидуют, потому что у нас есть ноги, а они вынуждены стоять на одном месте и…
- Нет, не поскрипывание. Дриад я слышу. Ниже, от земли доносится.
- Хм… Тролли бормочут. Ты об этом?
- Да нет же! Песня. Нежная такая, грустная… или задумчивая просто… Не могу слов разобрать.
- Я не слышу песни, - вздохнула Сирена с явным сожалением. – Красивая?
- Красивая наверное. Я не специалист в песнях. Как это может быть – я слышу, а ты нет?!
- Это же Кромка.
- Этим можно объяснить всё, что угодно, да?
- Да, - она улыбнулась. – Удобно, правда?
Мотылек хмыкнул. Не получалось определиться – такое простое (или, может, легкомысленное?) отношение к загадкам его восхищает или раздражает. Самому ему чертовски хотелось понять – почему?! Почему но слышит песню, а Сирена нет? Может, эта песня предназначена исключительно для него?..
- Тогда тем более хочется расслышать слова… - пробормотал он.
- А? – непонимающе хлопнула она глазами.
- Слова. Я не могу их расслышать… а хочется.
- А ты ляг на землю! – предложила она, и первая улеглась, аккуратно смахнув с травы сухие листья. Улеглась, приложила ухо к земле и прислушалась
- Я слышу, как что-то движется под землей… - шепотом сказала она. – И это жутко.
Мотылёк лег на землю и тоже припал к ней ухом.
Пение стало ближе и яснее.
Он закрыл глаза, пытаясь слиться с землей, полностью превратиться в слух.
«…проснись…»
«…проснись во мгле…»
Пение на миг замолкло, словно тот, кто его издавал, тоже прислушивался оттуда, снизу. А потом песня зазвучала с новой силой.
«…проснись во мгле, столикий белый зверь…»
«…сойди с пустой проторенной тропы…»
«…дары пусты, сомнения слепы…»
«…поверь в себя, столикий зверь, поверь…»
Песня била куда-то в самую душу, тонко и прицельно. Мотылек слушал, боясь пошевелиться – а слова текли, журчали прохладой горного ручья, повторяясь, меняя ритм и тональность.
«…дары пусты, сомнения слепы…»
«…поверь в себя, столикий зверь, поверь…»
«…сойди с пустой проторенной тропы…»
«…проснись во мгле, столикий белый зверь…»
«…проснись во мгле…»
«…проснись…»
Песня смолкла, и Мотылек открыл глаза.
Ему захотелось проснуться.
Только бы понять, проснуться от чего?
И как?..
…
В саду пахло розами – как всегда. Вьюнки оплетали чашу высохшего фонтана – как всегда. И волки лежали у порога Замка – не спали, охраняли.
Вожак легко и стремительно прошагал через сад, коротко глянул на сторожевых волков, и те, отведя взгляды, освободили проход. Хозяйка замка сидела на подоконнике в Синем зале, стены которого были обиты светлым шелком с изображением васильков и цикория. Сидела, потягивая вино из высокого бокала, и глядела в сад – на кусты цветущих роз. Когда Вожак вошел в зал, она не оборачиваясь сказала:
- Как думаешь, если я наведаюсь в гости к Императору, он меня примет?
- После того, как мы помогали Королю Холмов его загонять? – хмыкнул Вожак. – Понятия не имею. Он непредсказуемый.
- Я думаю, он на меня не в обиде.
- То ли вы отказываете ему в здравомыслии…
- Потому что я женщина и притом красивая женщина.
- …то ли слишком много о себе думаете.
- Вот скажи, Вожак, почему меня иногда не бесит твоё хамство?
- Потому что я предан вам несмотря на редкое хамство?
- А преданному псу позволяется недовольно рычать. Возможно, - она вздохнула и повернулась к нему. – С чем пожаловал?
- Я почуял Потерянного.
Леди оживилась:
- Потерянного?! Ты не ошибся?
Вожак с презрительной миной проигнорировал обидный вопрос и сказал:
- Он только прибыл, юный еще совсем. Подождем, пока окрепнет, или начнем охоту прямо сейчас?
- Мучительный выбор! – Леди поставила бокал на подоконник и поднялась на ноги. – Сейчас, вот прям сразу и сегодня!.. но охота не неопытного недопёска, или бешеная схватка со зрелым Потерянным – но потом… хм.
Она прошлась по залу туда-сюда, остановилась, искоса глядя на Вожака.
- А давай, мы пока просто посмотрим на него, хорошо?
- Как скажете.
- Прокатимся, посмотрим… немного погоняем. Только ты и я, без своры.
- Как скажете.
- Седлай коня.
- Как скажете, - в третий раз повторил Вожак и вышел, забыв поклониться.
Но Леди не заметила еще одного проявления его сегодняшней вредности – она была поглощена мыслями о предстоящей охоте.
- Новый Потерянный, - пробормотала она задумчиво. – Надеюсь, ты будешь свиреп и дик. И, надеюсь, никто не отберет тебя у моей своры! Твоя голова должна неплохо смотреться в моей коллекции.
За стеной замка разочарованно завыла свора.
…
На вершине маяка было действительно сыро – и немудрено! Нелепый огрызок башни, служащей вершиной маяка, плыл в о влажном тумане среди белесой пустоты. Толстые белокрылые чайки то и дело проносились мимо, едва не задевая крыльями темный камень поросших мхом стен. Иногда чайки резко вскрикивали – каждый раз неожиданно и противно – металлом по стеклу. Время от времени в тумане плыли тени медлительных и неприятно крупных существ – правда, в основном довольно далеко. Хотя один раз на сидящих у перил Кирейна и энфилда из тумана внезапно надвинулось нечто огромное, уставилось на них глазом величиной с сам маяк, и исчезло – только башня чуть качнулась, задетая шершавым боком гигантского чудовища.
Энфилд и четырехрукий смотритель маяка сидели у перил, потому что основную часть вершины маяка занимала крупная клетка из стеклянных прутьев. Внутри клетки дремал сигнальный огонь, растекшись по полу подрагивающей лужицей тусклого пламени. Энфилд то и дело косился на пламя, гадая – не о нем ли говорил Кроун, не это ли тот самый «неугасимый огонь», которым он грозился сжечь энфилда.
- Не глазей, - сурово сказал Кроун, в очередной раз поймав взгляд энфилда на центр маяка. – Не люблю.
- Почему? – спросил энфилд, отводя взгляд от пламени и пытаясь разглядеть что-то в тумане.
- Ревную, - хмыкнул Кроун. – Так что ты хотел у меня спросить, любопытный?
- Что это за место?
- Маяк.
- Нет, я про туман. Про вот это всё, - он ткнул пальцем за перила.
- Понятия не имею. Полагаю, это какой-то слой Изнанки мира. Насколько я видел, он как море омывает Кромку со всех сторон.
- И ты не можешь выбирать, когда маяк вынырнет на саму Изнанку? Или можешь?
- Ну… тут всё сложно.
- Сложно это сделать или сложно объяснить, как ты это делаешь?
- Не та тема, которую мне хочется обсуждать.
- Ладно. А какую хочется?
- Хм, - Кроун посмотрел на энфилда, оценил его небрежный бродяжий вид, и снова хмыкнул. – Хм… Ты много гуляешь по Кромке, верно?
- Я там живу, - пожал плечами энфилд. – Живу, брожу,… умираю иногда. А что тебя интересует?
- Чудовища, - коротко ответил Кроун. – Меня интересуют чудовища.
И облизнулся.
Зубы у него оказались мелкие и на вид острые, как у акулы.
Почему-то ощущение сгущающихся туч оО
о, все интереснее и интереснее.