КромкаА здесь, в этом мире, была зима. Она пришла как-то незаметно, исподволь, прокралась в череде рутинных дней, а Анубис даже не заметил её прихода. Не заметил той нечеткой грани, что отделяла позднюю осень от ранней зимы. Не заметил, как снег припорошил землю, как растаял потом через неделю, как снова выпал – и снова растаял, удивляя непривычно теплой зимой. Приятели шутили об апреле, подменяющем февраль, всплыл старый прикол о «выйди за меня, а я потом подменю тебя»…. Но Анубису было не до того. Лихорадка, изматывающая его, отбирала все силы, мешала работать и отдыхать, туманила мысли. В мыслях было одно – Кромка и её Книга. Это стало постоянным наваждением, и порой Анубис ловил себя на том, что тьма, живущая в нём там, на Кромке, уже каким-то образом проглядывает и в этом мире. Иногда ему казалось, что тень его принимает странные очертания, и Анубис пугливо оглядывался – не заметил ли кто, как тьма играет с тенью? Время от времени, глядя в зеркало, он отводил взгляд, испуганный алым или золотым отливом собственной радужки, и гадал – кто-то еще обратил на это внимание или нет?.. Он не спал несколько ночей – заваривал крепкий кофе, садился в кресло, подальше от окна, и читал книги о сверхъестественном. Прочитал египетскую мифологию, поразмышлял о Сехмет. Нашел мантикору, полистал рисунки, удивляясь фантазии художников. Почал о сиренах и гарпиях. Задумчиво посидел над статьёй о ведогонах. Узнал много нового о малых народцах, о нави, о легендах и мифах Скандинавии, Ирландии, Африки… Попытался найти кого-то, похожего на Ульдру и Короля Холмов – не нашел ничего подходящего. Но самое главное – ничего ни об Орде, ни об Императоре Габриэле. Не то чтобы он всерьез надеялся отыскать эту информацию в популярной литературе, однако, отложив книги, почувствовал разочарование и даже досаду.
Очередная ночь застала Анубиса, нервно бродящим по комнате. Сон, который он гнал от себя несколько суток, стоял перед ним во всей красе, обещая вырубить несговорчивого ведогона прямо на неудобном стуле, а то и на ходу.
Кажется, больше откладывать незачем.
читать дальшеНезачем, - согласился сон, и где-то там, в его прохладных глубинах, оживилась тьма.
Я не уверен, что воскрешать Императора – хорошая мысль.
Не воскрешай, - согласился сон, подталкивая к кровати. Не воскрешай, просто поброди по Кромке, подумай…
Да. Так и сделаю. Никаких руин, никакой гробницы…
Спокойной ночи, ведогон.
…
В этот раз руины тихо-мирно притворялись просто мертвыми каменными руинами. Барельефы, статуи, разрушенные гробницы и мавзолеи, поросшие седым и буро-красным мхом. Анубис огляделся – Сехмет не видно, и это, пожалуй, к лучшему – и уверенно направился в дальний уголок этого заброшенного места. Нужные развалины он находит не сразу – приходится побродить, вчитываясь в полустертые надписи. Искомое находится в самом темной углу, подальше от любопытных глаз, видимо.
Буквы незнакомые, но читаются легко – «Габриэл…ь». Вот так, со смягчением последнего слога, которое недостаточно мягкое, чтобы уверенно поставить в конце слова мягкий знак, но достаточно явное, чтобы сомневаться в его отсутствии. И еще – полускрытые под моховой порослью буквы на том же незнакомом, но почему-то читаемом языке - «Вечн… мп…рат…р».
Анубис некоторое время просто стоял и смотрел на эти буквы, чувствуя, как где-то в глубине его души нетерпеливо дрожит тьма. Тьме было нервно и страшно. Тьма ненавидела Императора, но тьме он был нужен, чтобы добраться до Книги. Анубис ощущал это очень четко, легко отделяя свои ощущения от ощущений его личной тьмы. Самому ему было тоже нервно, и тоже… нет, не страшно – страшновато. Но ненависти он не чувствовал – только любопытство. И еще бродило рядом навязчивое ощущение, что ему нехорошо аукнется вся эта авантюра… как у школьника, тайком покуривающего за домом. Сравнение всплыло неожиданно, и Анубис усмехнулся.
Пусть так. Зато – Книга…
Он протянул руку и провел пальцами по буквам, выбитым на гробнице. И, словно вызванное из камня этим прикосновением, рядом материализовалось знакомое существо.
Не леопард, не собака, хоть размером с крупного пса. Тело косматое, на задних лапах птичьи когти, вдоль заднего края передних топорщатся перепончатые крылья. Гибкая шея, острые уши, настороженно торчащие вперед, словно у собаки, короткие ветвистые рога – и неожиданно белая морда, похожая то ли на костяную маску, то ли на совиное «лицо». И черные глаза, глядящие без агрессии, скорее испытывающе.
Страж.
Ты снова пришел, - слова всё так же рождались в голове Анубиса, не нуждаясь в озвучивании.
Анубис кивнул:
- Да.
Ты знаешь, как его освободить.
- Знаю.
Ты сделаешь это?
-Я сделаю это. Но мне нужна твоя помощь.
Я умру за хозяина, если нужно.
- Не нужно. Умирать – не нужно.
А что нужно?
- Убивать. Умеешь?
Черные глаза Стража прищурились в непонятном выражении – усмешка?.. интерес?.. раздражение? Прочитать эмоции на его белоснежной морде было весьма непросто. Однако то, как Страж переступил когтистыми задними лапами и склонил голову, увенчанную острыми рогами, Анубис решил, что это было «да».
- Когда твой хозяин умер…
Его заточили.
- …Когда его заточили, сила, заключающая в себя его личность, ударила в стороны разбившейся о берег волной, и накрыла тех, кто случайно – или неслучайно – оказался рядом…
Страж снова прищурился – на этот раз явно заинтересованно – а Анубис размеренно ронял слова, глядя на буквы имени Императора. Говорил глухо, негромко, обратив внутренний взор на картину, стоявшую перед ним так четко, словно он сам присутствовал тогда на равнинах.
… Рыжее небо, по которому ветер гонит сизые и бурые облака. Серо-фиолетовые травы колышутся под порывами ветра, на невысоких холмах топорщась седой лисьей шерстью. Тьма клубится по-над травой, переливаясь цветными металлическими оттенками. Тьма не чернильная, неоднородная – и это на миг приковывает взгляд Анубиса. Почти радужные переливы – тогда почему в его ложной памяти всплывает слово «тьма»?.. Может, потому, что в центре равнины дрожит настоящая тьма, глубокая и бездонная. Трепещет не туманом, не дымкой – рваным провалом, словно мир Кромки нарисован на холсте, а кто-то любопытный и немного злой взял и порвал эту пасторальную картину прямо в самом центре. И приходится прищуриться, чтобы увидеть, что тьма не сама по себе, что она странными черными одеяниями обнимает женщину, ластится к ее ногам и нетерпеливо дрожит, ожидая неслышного приказа, чтобы порвать этот мир пополам. А еще видно, что мир пока не рвется дальше, потому что женщину обнимает мужчина. Обнимает и, кажется, что-то негромко говорит ей, пытаясь… что? Объяснить? Убедить? Напугать?.. Отсюда не слышно. Видно только лицо женщины, и на этом лице сожаление, раздражение и немного – боль. И еще видно, как её тьма зло кромсает тело мужчины, пока он продолжает говорить, не разжимая объятий. Простая дорожная куртка уже бурая от крови, но он говорит и говорит, хот Анубис видит, что сила лежит на его плечах незримым плащом, сила, что может поспорить с тьмой…
А потом что-то происходит – и равнина взрывается силой. Двойной крик боли проносится под рыжим небом, бездонная тьма тает неряшливыми ошмётками, волны силы вперемешку с пеной этих ошметков проносятся по равнине – одна волна, вторая, третья… и в эпицентре Анубис видит мужчину, припавшего на колено.
И другая тьма, тьма с металлическим окрасом начинает подкрадываться к неподвижному мужчине – аккуратно, исподволь, как падальщик к ослабленному хищнику… и накрывает его частоколом копий, рожденных из своей глубины. Кажется, мужчина пытается подняться – но у него не хватает сил. Металлическая тьма могущественнее, ее не кромсала черная пустота, она не тратила себя на этот бой, поэтому сопротивление бессмысленно.
И еще трепещут над равниной два существа с кожистыми крыльями – Стражи побежденного Императора. Один – вполне себе материальный, второй – незримый комок прохладной силы. Трепещут они недолго – тьма не хочет оставлять их на Изнанке, и металлические копья взмывают в небо, заставляя материального Стража взвыть и метнуться прочь, припадая в полете на левое крыло. Впрочем, его полет быстро обрывается – и Страж камнем падает за край обрыва, в истекающую облаками бездну. Но Анубис успевает увидеть, как второй Страж беззвучно пикирует вниз, в странном самопожертвовании разбиваясь о землю…
…и как ветер несет по равнине незримые перья…
…и как эти перья легко вплетаются в две неприкаянные души Изнанки, способные вместить осколки чужой сути, чужой силы, чужой души.
Души Габриэла…
Страж слушал Анубиса и молчал. Лишь нервная дрожь пробегала по его крыльям – и левое крыло было исчерчено грубыми шрамами от неаккуратно заросшей раны.
- …Я знаю, что делать, Страж, - закончил свой рассказ Анубис. – Ему надо вернуть душу.
Но даже если тебе это удастся…
-Удастся.
…Он останется заточен?
- Нет.
Кажется, в голосе Анубиса прозвучала неуверенность, и Страж набычился, глядя на него исподлобья.
Ты не знаешь точно, так?
- Не знаю, - вздохнул Анубис. – Но даже небольшой шанс – это лучше, чем ничего, верно?
Страж кивнул.
- Ты убьешь ради него?
Ему это не понравится…
Голос Стража звучал невесело, но Анубис понял, что это согласие.
- Мы сумеем.
Когда?
- Скоро. Может, завтра.
Вдалеке раздался тоскливый вой, а потом – рычание и лай, словно сотня свор вышла на охоту. Это зверь Глатиссант обходил свои владения – помнил Анубис чужой памятью.
Ветер осторожно тронул лицо Анубиса, и ведогон вздрогнул от этого прикосновения.
Тьма ворочалась в его душе, словно хотела свернуться клубочком и спрятаться, но не могла – для этого в душе ведогона было слишком мало места.
Тьме было нервно и страшно.
Тьма не хотела встречаться с тем, кого когда-то предала и заточила.
зачитался даже)