aka Тёмный
Сон
Снова ночь, снова улицы, расчерченные косыми бликами фонарей, снова дождь, что предательски глушит шаги – свои и чужие. Нет, не так. Свои – приятельски, чужие – предательски. Небо расплескивается в лужах под ногами, дробится, колышется, подмигивает осколками луны… Сегодня луна прячется в тучах, призрачным светом очерчивая их рваные края и время от времени выглядывая в прорехи – заметили? Засекли?
Заметили и засекли. И луна снова ныряет в тучи, тщетно стараясь приглушить свой бледный свет.
Бег по улицам, погоня, преследование… вот она, цель – мчится где-то впереди безмолвным призраком, и воображение подкидывает неслышные за дождем звуки – тяжелое дыхание, скрежет когтей по мостовой, легкое похрустывание суставов, когда преследуемый напрягает все силы, чтобы перемахнуть через стену или взобраться на низкий балкон.
Я должен его настичь. Я бегу сквозь ночь, и мой темный плащ стелется по ветру лоскутами ночи. Тени смотрят на меня из окон, из переулков, тени мягко шелестят щупальцами и покачивают головами на длинных шеях. Теням не нравится этот город. Тени хотят уйти… сейчас, ночью – хотят.
Но я знаю, что утром они проснутся в сетях нового старого дня и поползут по этому дню ровно и привычно.
Все…. Или почти все.
Поэтому им нужен я – ночной мститель, тот, кто знает и помнит, тот, кто живет ночью… тот, кто сможет настичь монстра, убегающего сейчас по скользким от дождя крышам, потому что этот монстр…
Этот монстр…
…Я шел по летнему полю. Запах горячей земли мешался с ароматом горькой полыни, и нестерпимо громкий звон цикад висел в воздухе, напоенном запахами, как в паутине. Без дороги, без цели, без направления.
Я шел…
читать дальше
03.
Утро началось с кофе и размышлений.
Размышления, надо сказать, были малость сумбурны, и немудрено. Впервые в своей практике я столкнулся с тем, что жертва убийства через пару дней после своей смерти принесла мне поднос с ужином. К стыду своему, я растерялся. Растерялся настолько, что деревянным голосом заказал ужин, съел его, не почувствовав вкуса, расплатился и ушел из бара. И только на улице, вдохнув запах дождя, я опомнился. Впрочем, не настолько, чтобы вернуться в «Одинокий спрут» и начать задавать вопросы. «Утро вечера мудренее», - решил я и отправился домой.
Вранье. Утро оказалось таким же глупым… или слегка одуревшим, как и вечер.
Я чувствовал себя жертвой чьей-то нелицеприятной шутки. Но в таком случае кто шутник? Комиссар полиции? Помощник комиссара? Жертва? Кто-то посторонний?..
Кофе не прояснил мозги, но взбодрил и побудил к действиям. Я почувствовал злой задор. Шутки шутите? Хорошо, я пойду у вас на поводу. Поддамся вашей шутке и послушаю, что вы скажете приезжему детективу об ожившей жертве.
Первой, с кем я поговорил, была сама Дорис. Почему бы и нет?
Она внимательно изучила фотографию с места преступления. Нахмурилась, бросила на меня взгляд исподтишка. Моё лицо ничего не выражало, кроме вежливости. Она еще раз вгляделась в фотографию и уверенно улыбнулась:
- Да это не я!
- Взгляните ещё раз, мисс Дорис.
- Вы уверены, что я?! Да ну, нет, что вы! Чья-то шутка, да.
- Что вы делали вечером три дня назад?
Она задумалась лишь на мгновение:
- В тот вечер Рэй проводил меня домой, ко мне не зашел, сказал, что обещал Сильвии подыграть пару песен… Я поужинала и легла спать.
- Скажите, у вас нет сестры? Может быть…
- Да нет у меня сестры, что за шутки?
Она сердито вернула мне фотографию и ушла, демонстрируя забавную, почти детскую обиду. Пройдя пару шагов, Дорис вспомнила, что оставила на моем столике поднос с посудой и, смущенно улыбаясь, вернулась за подносом.
- Ой, - сказала она, застенчиво заправляя за ухо выбившуюся прядку. – Поднос забыла. Хотите кофе? У нас сегодня замечательные булочки.
Уходя с подносом, она обернулась и улыбнулась еще раз.
Милая девушка. Симпатичная.
Следующей, кому я задал вопрос о погибшей Дорис была певица в этом же баре, Сильвия Альберини.
- Она работала допоздна, как обычно в свою смену, потом ушла… - рассеянно сказала Сильвия, зачем-то поправляя мне галстук. - Утром опять работала… и сейчас работает… Слушайте, зачем вам Дорис? Рядом с вами стоит шикарная женщина, а вы спрашиваете её об официантке! Вот мужчины пошли, безобразие!..
Я высвободил галстук из её очаровательных пальчиков и ретировался, пряча смущение. Ей-богу, эта женщина и правда могла взять любого мужчину своей непрошибаемой сексуальностью…
Генри Сайборг бросил на фото Дорис единственный взгляд и сразу вернул мне фотокарточку.
- Мертва? Она?! Да вы шутите, детектив, – пожал он плечами. – Сегодня утром она подавала мне кофе в баре.
- А фото?
- Подделка, детектив. Хорошая подделка, не спорю… но подделка.
- Вы сами видели тело, не так ли?
- Разве?
- А если проверить тела в местном морге – или куда свозят жертв преступлений…
- Проверить тела невозможно – их кремируют. Можете порыскать среди могил на местном кладбище, конечно, но я уверен, что могилы с таким именем тем нет.
- Я уверен, что вы рассказывали мне про мертвую официантку и про кинжал, которым она была убита.
Его лицо не дрогнуло. Наверное, он мастерски играет в покер.
- Про кинжал помню – им были убиты доктор Штейн и Мартин О’Нил, - он рассеянно посмотрел сквозь меня и пыхнул своей трубкой. - И, действительно, займитесь-ка лучше кинжалом, детектив – он выведет вас к убийце.
Про кинжал он помнит, значит. Любопытно.
Пожалуй, пока не буду вычеркивать его из списка шутников.
По дороге из полицейского участка мне попался гитарист Рэй Арпеджио. Я не преминул и ему устроить короткий допрос. Он посмотрел на фото, потом на меня… снова на фото. После чего скривился и неохотно буркнул:
- Займитесь лучше другими покойниками, детектив…
И ушел, даже не попрощавшись.
Поговорили…
Я сунул фотокарточку в нагрудный карман и посмотрел на часы. Почти обед, а результаты моего расследования оставляют желать лучшего. Судя по всему, Дорис никогда не умирала… или весь город сговорился, чтобы одурачить приезжего детектива. Не слишком ли большая честь?
Наверное, я должен радоваться – минус одно преступление… плюс одна загадка. Хотя, судя по всему, предыдущие жертвы странного убийцы с ритуальным кинжалом не собираются воскресать из мертвых. Значит, придется пойти по старому следу. Начать расследование смерти доктора Штейна и мистера О’Нила. Но сперва стоит зайти к тому, кто определенно должен быть в курсе этой… «шутки». К комиссару полиции.
Однако странное дело – к комиссару мне попасть не удалось. Я понял только, что комиссара нет в городе… и все. Его молчаливый помощник – высокий мужчина в форменном пальто – просто не пустил меня в кабинет комиссара. Попытки выяснить, когда можно поговорить с мисс Шарон, ни к чему не привели – он только пожимал плечами.
Я сдался, перестал штурмовать кабинет и направился к ученому , Хэнку Айгору – говорят, он знал обе жертвы, и журналиста О’Нила, и доктора Штерна.
Ученый встретил меня сдержанно, но приветливо. Пригласил в свой кабинет, предложил чаю. Всё время, пока мы разговаривали, он не сидел на месте. Что-то проглядывал в тетрадях, лежащих на столе, прибирался на полке с лабораторным оборудованием, между делом вымыл кофейник и смахнул пыль с подоконника… и всё это очень спокойно, неторопливо и по-деловому. Выслушав меня, он кивнул:
- Да, я знал их обоих. Френки и Мартин были старинными приятелями, а я с ними познакомился позднее.
- Часто вы с ними виделись?
- Частенько. Субботние вечера, чай-кофе, разговоры…
- А были ли у кого-то из них… скажем так, подозрительные знакомые?
- Подозрительные?
- Может, люди не их круга, кто-то, встречи с кем выглядели странно…
Он бросил на меня взгляд поверх очков. Неожиданно холодный взгляд, оценивающий. И ответил – невозмутимо и обстоятельно:
- Мартин был журналист. Разумеется, он общался с самыми разными людьми. И многие его встречи выглядели странно.
- Например? – не сдавался я.
Он пожал плечами:
- Не могу сходу привести пример. Да об этом вам лучше спросить его дочь, тем более что Мартин был человек обстоятельный и вел записную книжку с отметками о назначенных встречах. Вы знаете, он шутил, что, если однажды не вернется с такой встречи, полиция по его блокноту легко вычислит преступника… Юморист.
Странно. Я ничего не слышал от комиссара или Сайборга о записной книжке. Поэтому уточнил:
- И после его смерти полиция воспользовалась этой записной книжкой?
- Смеетесь? – фыркнул Айгор. - Нет, разумеется. Они допросили всех, кто был рядом, арестовали Рэя Арпеджио и уехали.
- Арпеджио? – заинтересовался я. - Его обвинили в убийстве?
- Комиссар его не любит, поэтому Рэя обвиняют во всех нарушениях закона, какие только у нас случаются. Правда, чаще всего потом выпускают из-за отсутствия улик – как, кстати, было и с убийством Мартина. У Рэя оказалось стопроцентное алиби – в этот момент его допрашивали в участке по какому-то очередному хулиганству. Поэтому утром его выпустили, а про дело словно забыли.
- Понятно… - протянул я, коротко фиксируя всё в собственном блокноте. - А смерть доктора не связывали с Арпеджио?
- Так их с Мартином убили в одну ночь. Думаю, для полиции хватило одного алиби музыканта на обе жертвы.
- Погодите… - нахмурился я. - В ту же ночь? Мне сказали, что за месяц…
- В ту же ночь, - твердо сказал Айгор. После чего задумался, вздохнул и пробормотал словно сам с собой: - Вот и покинули город, как и хотели…
- Они хотели покинуть город? – заинтересовался я.
- Да глупости всё это, - отмахнулся Айгор и улыбнулся немного печально. - Знаете, этакие детские мечты. «Вот уедем отсюда – и всё будет отлично!» А на деле – рутина, быт, дела… и время от времени просыпающаяся тоска по путешествиям. Обычное дело. Правда, незадолго до смерти, когда мы собрались в последний раз, оба выглядели такими… оживленными, что ли. И намекали, что нашли какой-то путь.
- Путь куда?
- Куда или к чему – не сказали. Тайны у них, видите ли! От меня – тайны, пф…- он обидчиво фыркнул. - Я уже говорил Сайборгу – мол, друзья называются! Они, видите ли, давно занимались изысканиями, и вот уже на пороге!.. Нет-нет, ПОТОМ они мне всё расскажут, когда придёт время. Пришло!
И он развел руками.
Больше ничего узнать мне не удалось. Ученый как-то охладел к разговору и демонстративно загремел лабораторной посудой, поглядывая на часы. Пришлось извиниться и уйти.
Пока я шел к себе в гостиницу, мне не давали покоя слова ученого.
Изыскания пути. Пути – куда? Или пути – к чему? Любопытно, очень любопытно… и ученый явно обижен, что его обделили информацией об этом. Интересно, он достаточно безумен, чтобы убить из-за обиды? Мотив недостаточно убедительный, но кто знает, как это работает с учеными – все они немного безумны. Хотя правдоподобнее выглядит другая версия – о том, что эти двое слишком близко подобрались к чему-то, что представляло угрозу для их убийцы. Но – к чему? Чем они занимались в последние дни своей жизни?..
Мне показалось, что за мной кто-то идет, и я обернулся.
Никого.
Только показалось, что краем глаза я зацепил какое-то движение – словно кто-то быстро скользнул за угол, уходя от моего внимания.
Следят? Интересно, кто?
Или это всё-таки паранойя?
Я беззвучно хмыкнул и продолжил свой путь в гостиницу.
Сон
Я бегу по городу, прячась во тьме от взгляда тех, кто выискивает ночного мстителя, кто опутывает паутиной город, держа в заложниках упрямые тени. Город погружен в ночь как в омут. Окна болезненно-желтыми пятнами дырявят черноту ночи, приковывая внимание. Вот одно – с белесыми занавесками и подоконниками, загроможденными колбами и пробирками. За окном, в желтом омуте электрического света разговаривают двое, похожие как две капли воды. Слов не слышно, зато взгляды обоих крестят воздух тревожными прожекторами. Одинаково зловещие взгляды, одинаково холодные. И я ныряю в спасительную тьму прежде, чем эти взгляды пройдутся по мне, превращая тело в каменную статую…а то, что они это могут, я знаю своей мертвой памятью. Знаю. Помню. Видел… испытывал. Поэтому я отшатываюсь подальше от этого окна и снова бегу сквозь ночь, пока не остыл след преследуемого мной монстра…
…Травы колышутся перед лицом на фоне ослепительно синего неба. Золотистые колосья неизвестных мне злаков вперемешку с синими, похожими на куцые васильки, цветами. Зелени мало – под этим солнцем трава выцветает за пару дней. Жара, зной, цикады… безмятежность летнего полудня…
04.
За утренним кофе я внимательно прочитал дело Дорис, переданное мне комиссаром. Вопреки шальной мысли ничего нового я там не обнаружил. Долго смотрел на фото Дорис… и видел перед собой не жертву убийства, а миленькую официантку из бара. Вот она кокетливо поправляет прядку волос, улыбается чуть смущенно, постреливая глазками в мою сторону. Я ей определенно нравлюсь. Или это её стиль поведения, рассчитанный на щедрые чаевые – попытался вмешаться голос разума, но я сделал вид, что его не услышал. В конце концов, мимолетные романы с официантками работе не мешают, не так ли?..
Я потряс головой, вздохнул и, захлопнув дело Дорис, поставил её фото на стол рядом с кофейной кружкой.
Лезет же в голову… р-романтика, чтоб её…
О работе надо думать.
Ну и… я пошел думать о работе. Что там у нас сегодня по плану?
Мэй О’Нил, она же Луи Фантом, журналистка местной газеты и библиотекарь по совместительству. Весьма симпатичная девушка…
Комната Мэй О’Нил не очень-то походила на комнату библиотекаря. ПО стенам были приколоты вырезки из газет, карты города с флажками и пометками, по столам, подоконникам и другим горизонтальным поверхностям лежали фотографии, блокноты, записки… Кажется, я застал журналистку – не библиотекаря! – Мэй в рабочей обстановке. Она, поглядывая то в блокнот, то на фото с невнятным силуэтом, делала какие-то пометки на карте. Я тоже бросил взгляд на фото. Воображение, распаленное странными снами, тут же сообщило, что на фото изображен оборотень. Очевидно, тот самый, который пугает местных девушек, заставляя их приглашать в провожатые бедовых музыкантов… Я хмыкнул и отвернулся.
Мэй ничуть не смущенно извинилась за беспорядок, поставила чайник и выслушала мои вопросы.
- Путь? – задумчиво переспросила она. - Да, что-то такое слышала. Но понятия не имею, о чем речь. Незадолго до смерти отец со Штерном были в таком… знаете… радостном возбуждении, словно в предвкушении чего-то.
То же самое сказал и Айгор. Предвкушение. Любопытно.
- Вы не знаете, с кем встречались ваш отец и доктор Штерн незадолго до их гибели?
- Одну минуту…
Она вышла из комнаты и вскоре вернулась с пухлой записной книжкой. Положила её на стол передо мной и сказала:
- Я думаю, мистер Айгор уже рассказал вам про эту записную книжку.
- Верно, - кивнул я. - Я могу с ней ознакомиться?
- Конечно. Можете взять с собой, чтобы внимательно с ней поработать – с условием, что вернете, разумеется.
- Разумеется. И… вы ведь тоже наверняка изучили эту книжку вдоль и поперек.
- Конечно.
- Навело на какие-то мысли?
Мэй развела руками:
- Увы, ничего стоящего. Впрочем, у меня есть вариант, что отец и Штерн в поисках своего таинственного пути влезли на территорию мафии, за что их и убили.
- Откуда такие предположения?
- Какое-то время назад они искали встречи с Ноэлем Гордоном – это игрок, который чаще всего обретается в баре «Одинокий спрут». Я вам этого не говорила, но у меня есть предположение, что его сестра связана с мафией.
- Интересно…
- Опять же музыкант Рэй Арпеджио, с которым они то и дело встречались последнее время – подозрительный тип. Ходят слухи, что он в числе прочего выполняет и кое-какие поручения мафии. Ни на чем серьезном он не попадался, но то, что как минимум в прошлом он был среди бандитской компании – готова поспорить на что угодно!
- Опять музыкант.., - пробормотал я, делая пометку в блокноте.
- Кстати, Ноэль – его друг. Еще один кирпичик в мою «мафиозную» теорию. И, между прочим…
Она не договорила. Что-то громко хлопнуло, звякнуло разбитое стекло, и в стене рядом с головой Мэй появилось черное отверстие. Я вскочил, кинулся к удивленно замолчавшей журналистке и дернул за рукав. Она опомнилась, и мы синхронно нырнули вниз, прячась за мебелью от новых возможных выстрелов. Все произошло очень быстро – хлопок, звон, оглушительный перестук сердца – и мы сидим на полу, вжимаясь в край стола, и мучительно ждем нового выстрела. Которого так и не последовало.
Когда прошло несколько томительных минут, я выпустил плечи журналистки (с некоторым смущением обнаружив, что крепко прижимаю девушку к себе) и, сделав ей знак молчать, осторожно подобрался к разбитому окну и выглянул наружу.
Улица была пуста.
- Никого, - пробормотал я, поднимаясь на ноги.
- Делайте ставки, детектив – кого собирались подстрелить, вас или меня, - немного нервно улыбнулась Мэй, тоже вставая с пола.
- Хороший вопрос, - пробормотал я. – Хороший вопрос…
Дальнейшего разговора не получилось – Мэй буквально выпроводила меня вон, неубедительно отговорившись срочным материалом, который надо закончить к утру. Я попрощался и ушел, прихватив с собой записную книжку Мартина О’Нила.
Выйдя от Мэй и свернув за угол, я буквально нос к носу столкнулся с Рэем Арпеджио. Гитарист выглядел взъерошенным и нервным, словно от кого-то удирал. При виде меня он бросил взгляд на дом, из которого я вышел, и мимолетно уронил:
- А, Мэй О’Нил… Успели узнать, что хотели, до выстрела, или она больше ничего не помнит?
- Откуда ты знаешь про выстрел? – насторожился я. Он ухмыльнулся и развел руками:
- Громыхнуло на всю улицу, детектив!
- Ты кого-нибудь тут видел?
- Ни одной живой души, - выпалил он с видом «я нагло вру, но вы ничего не докажете». Вот шпана…
- Мистер Арпеджио!.. – грозно начал я, собираясь объяснить ему, что имею право арестовать любого, кого сочту причастным к своему расследованию, но Рэй торопливо оглянулся и пробормотал:
- Прошу прощения, но у меня дела, детектив.
И рванул прочь, не обратив внимания на мою попытку его остановить.
Я сердито посмотрел ему вслед, но решил не догонять. Понадобится – знаю, где его найти. Куда он денется из этого города…
Записная книжка Мартина О’Нила оказалась весьма любопытной – журналист вел очень подробные записи о своих встречах. К сожалению, только о встречах – и ни о чем больше. Впрочем, это немало.
Поэтому я сидел за своим столом, пил кофе и внимательно читал записную книжку О’Нила, время от времени делая пометки в своем блокноте. Итак…
В вечер убийства Мартин должен был встретиться с Рейнольдом Арпеджио. Любопытно… Кажется, встречи с мистером Арпеджио были весьма регулярными в последние пару месяцев перед смертью О’Нила и доктора Штерна. Кроме него журналист виделся с Ноэлем Гордоном и… и той самой официанткой, Дорис. Причем запись о встрече включала напоминание о цветах и вине… Любопытно, любопытно…. Интересно, не мог ли у О’Нила быть роман с официанткой из бара?
И еще – что означает размашистая запись на пустом листе книжки, сделанная за пару месяцев до его смерти?
«Есть те, кто тоже помнит… Я не один! И я не сошел с ума…»
Единственная отвлеченная информация среди коротких записей о намеченных встречах.
«Есть те, кто тоже помнит…»
«…Я не один!..»
Некоторое время я смотрел на эту запись, пытаясь уловить за хвост смутные ассоциации, потом вздохнул, захлопнул книжку и решил еще раз поговорить с Мэй О’Нил.
Когда я выходил из дома, над крышами прогремел звук выстрела – далекий, невнятный, спугнувший с дерева стайку пугливого воронья. Совпадение? Не припомню, чтобы я слышал выстрелы с момента приезда в этот город…
Мэй О’Нил открыла мне не сразу – я минут пять стучался в её двери, прежде чем замок щелкнул.
- Прошу прощения что снова беспокою вас, мисс О’Нил, - сказал я, снимая шляпу на пороге. - Но я хотел бы уточнить кое-что по информации в записной книжке вашего отца.
- Какой книжки? – растерянно переспросила Мэй, отступя назад и кутаясь в теплый платок.
- Которую вы дали мне несколько часов назад.
- У отца не было записной книжки, - удивленно сказала Мэй. - И… разве мы сегодня встречались?
- Вы шутите? – не менее удивленно спросил я. - Мы разговаривали о смерти вашего отца и мистера Штерна…
Она задумалась, прикусив губу, потом потерла виски и виновато улыбнулась:
- Простите, у меня болит голова. И я не понимаю, зачем вы решили разворошить историю десятилетней давности.
- Простите?! – растерялся я.
- Отец погиб десять лет назад – несчастный случай у реки, - устало сказала Мэй. - И я не понимаю, при чем тут доктор Штерн.
- Но…
Я не окончил фразу, потому что мой взгляд упал на предмет, валяющийся на стуле за её спиной. Блузка. Та самая, которая была на Мэй во время нашего разговора несколько часов назад. Вот только теперь блузка была в крови и щеголяла дырой… словно кто-то во второй раз не промахнулся и прострелил эту злосчастную блузку… и, кажется, в момент выстрела блузка была на ком-то…
Где-то в вышине пронзительно крикнула птица.
«Успел узнать, что хотел, до выстрела, или она больше ничего не помнит?» - эхом птичьего крика отдались в памяти слова музыканта.
«Успел узнать, что хотел, до выстрела?..»
И холод сжал сердце когтистой птичьей лапой.
Снова ночь, снова улицы, расчерченные косыми бликами фонарей, снова дождь, что предательски глушит шаги – свои и чужие. Нет, не так. Свои – приятельски, чужие – предательски. Небо расплескивается в лужах под ногами, дробится, колышется, подмигивает осколками луны… Сегодня луна прячется в тучах, призрачным светом очерчивая их рваные края и время от времени выглядывая в прорехи – заметили? Засекли?
Заметили и засекли. И луна снова ныряет в тучи, тщетно стараясь приглушить свой бледный свет.
Бег по улицам, погоня, преследование… вот она, цель – мчится где-то впереди безмолвным призраком, и воображение подкидывает неслышные за дождем звуки – тяжелое дыхание, скрежет когтей по мостовой, легкое похрустывание суставов, когда преследуемый напрягает все силы, чтобы перемахнуть через стену или взобраться на низкий балкон.
Я должен его настичь. Я бегу сквозь ночь, и мой темный плащ стелется по ветру лоскутами ночи. Тени смотрят на меня из окон, из переулков, тени мягко шелестят щупальцами и покачивают головами на длинных шеях. Теням не нравится этот город. Тени хотят уйти… сейчас, ночью – хотят.
Но я знаю, что утром они проснутся в сетях нового старого дня и поползут по этому дню ровно и привычно.
Все…. Или почти все.
Поэтому им нужен я – ночной мститель, тот, кто знает и помнит, тот, кто живет ночью… тот, кто сможет настичь монстра, убегающего сейчас по скользким от дождя крышам, потому что этот монстр…
Этот монстр…
…Я шел по летнему полю. Запах горячей земли мешался с ароматом горькой полыни, и нестерпимо громкий звон цикад висел в воздухе, напоенном запахами, как в паутине. Без дороги, без цели, без направления.
Я шел…
читать дальше
03.
Утро началось с кофе и размышлений.
Размышления, надо сказать, были малость сумбурны, и немудрено. Впервые в своей практике я столкнулся с тем, что жертва убийства через пару дней после своей смерти принесла мне поднос с ужином. К стыду своему, я растерялся. Растерялся настолько, что деревянным голосом заказал ужин, съел его, не почувствовав вкуса, расплатился и ушел из бара. И только на улице, вдохнув запах дождя, я опомнился. Впрочем, не настолько, чтобы вернуться в «Одинокий спрут» и начать задавать вопросы. «Утро вечера мудренее», - решил я и отправился домой.
Вранье. Утро оказалось таким же глупым… или слегка одуревшим, как и вечер.
Я чувствовал себя жертвой чьей-то нелицеприятной шутки. Но в таком случае кто шутник? Комиссар полиции? Помощник комиссара? Жертва? Кто-то посторонний?..
Кофе не прояснил мозги, но взбодрил и побудил к действиям. Я почувствовал злой задор. Шутки шутите? Хорошо, я пойду у вас на поводу. Поддамся вашей шутке и послушаю, что вы скажете приезжему детективу об ожившей жертве.
Первой, с кем я поговорил, была сама Дорис. Почему бы и нет?
Она внимательно изучила фотографию с места преступления. Нахмурилась, бросила на меня взгляд исподтишка. Моё лицо ничего не выражало, кроме вежливости. Она еще раз вгляделась в фотографию и уверенно улыбнулась:
- Да это не я!
- Взгляните ещё раз, мисс Дорис.
- Вы уверены, что я?! Да ну, нет, что вы! Чья-то шутка, да.
- Что вы делали вечером три дня назад?
Она задумалась лишь на мгновение:
- В тот вечер Рэй проводил меня домой, ко мне не зашел, сказал, что обещал Сильвии подыграть пару песен… Я поужинала и легла спать.
- Скажите, у вас нет сестры? Может быть…
- Да нет у меня сестры, что за шутки?
Она сердито вернула мне фотографию и ушла, демонстрируя забавную, почти детскую обиду. Пройдя пару шагов, Дорис вспомнила, что оставила на моем столике поднос с посудой и, смущенно улыбаясь, вернулась за подносом.
- Ой, - сказала она, застенчиво заправляя за ухо выбившуюся прядку. – Поднос забыла. Хотите кофе? У нас сегодня замечательные булочки.
Уходя с подносом, она обернулась и улыбнулась еще раз.
Милая девушка. Симпатичная.
Следующей, кому я задал вопрос о погибшей Дорис была певица в этом же баре, Сильвия Альберини.
- Она работала допоздна, как обычно в свою смену, потом ушла… - рассеянно сказала Сильвия, зачем-то поправляя мне галстук. - Утром опять работала… и сейчас работает… Слушайте, зачем вам Дорис? Рядом с вами стоит шикарная женщина, а вы спрашиваете её об официантке! Вот мужчины пошли, безобразие!..
Я высвободил галстук из её очаровательных пальчиков и ретировался, пряча смущение. Ей-богу, эта женщина и правда могла взять любого мужчину своей непрошибаемой сексуальностью…
Генри Сайборг бросил на фото Дорис единственный взгляд и сразу вернул мне фотокарточку.
- Мертва? Она?! Да вы шутите, детектив, – пожал он плечами. – Сегодня утром она подавала мне кофе в баре.
- А фото?
- Подделка, детектив. Хорошая подделка, не спорю… но подделка.
- Вы сами видели тело, не так ли?
- Разве?
- А если проверить тела в местном морге – или куда свозят жертв преступлений…
- Проверить тела невозможно – их кремируют. Можете порыскать среди могил на местном кладбище, конечно, но я уверен, что могилы с таким именем тем нет.
- Я уверен, что вы рассказывали мне про мертвую официантку и про кинжал, которым она была убита.
Его лицо не дрогнуло. Наверное, он мастерски играет в покер.
- Про кинжал помню – им были убиты доктор Штейн и Мартин О’Нил, - он рассеянно посмотрел сквозь меня и пыхнул своей трубкой. - И, действительно, займитесь-ка лучше кинжалом, детектив – он выведет вас к убийце.
Про кинжал он помнит, значит. Любопытно.
Пожалуй, пока не буду вычеркивать его из списка шутников.
По дороге из полицейского участка мне попался гитарист Рэй Арпеджио. Я не преминул и ему устроить короткий допрос. Он посмотрел на фото, потом на меня… снова на фото. После чего скривился и неохотно буркнул:
- Займитесь лучше другими покойниками, детектив…
И ушел, даже не попрощавшись.
Поговорили…
Я сунул фотокарточку в нагрудный карман и посмотрел на часы. Почти обед, а результаты моего расследования оставляют желать лучшего. Судя по всему, Дорис никогда не умирала… или весь город сговорился, чтобы одурачить приезжего детектива. Не слишком ли большая честь?
Наверное, я должен радоваться – минус одно преступление… плюс одна загадка. Хотя, судя по всему, предыдущие жертвы странного убийцы с ритуальным кинжалом не собираются воскресать из мертвых. Значит, придется пойти по старому следу. Начать расследование смерти доктора Штейна и мистера О’Нила. Но сперва стоит зайти к тому, кто определенно должен быть в курсе этой… «шутки». К комиссару полиции.
Однако странное дело – к комиссару мне попасть не удалось. Я понял только, что комиссара нет в городе… и все. Его молчаливый помощник – высокий мужчина в форменном пальто – просто не пустил меня в кабинет комиссара. Попытки выяснить, когда можно поговорить с мисс Шарон, ни к чему не привели – он только пожимал плечами.
Я сдался, перестал штурмовать кабинет и направился к ученому , Хэнку Айгору – говорят, он знал обе жертвы, и журналиста О’Нила, и доктора Штерна.
Ученый встретил меня сдержанно, но приветливо. Пригласил в свой кабинет, предложил чаю. Всё время, пока мы разговаривали, он не сидел на месте. Что-то проглядывал в тетрадях, лежащих на столе, прибирался на полке с лабораторным оборудованием, между делом вымыл кофейник и смахнул пыль с подоконника… и всё это очень спокойно, неторопливо и по-деловому. Выслушав меня, он кивнул:
- Да, я знал их обоих. Френки и Мартин были старинными приятелями, а я с ними познакомился позднее.
- Часто вы с ними виделись?
- Частенько. Субботние вечера, чай-кофе, разговоры…
- А были ли у кого-то из них… скажем так, подозрительные знакомые?
- Подозрительные?
- Может, люди не их круга, кто-то, встречи с кем выглядели странно…
Он бросил на меня взгляд поверх очков. Неожиданно холодный взгляд, оценивающий. И ответил – невозмутимо и обстоятельно:
- Мартин был журналист. Разумеется, он общался с самыми разными людьми. И многие его встречи выглядели странно.
- Например? – не сдавался я.
Он пожал плечами:
- Не могу сходу привести пример. Да об этом вам лучше спросить его дочь, тем более что Мартин был человек обстоятельный и вел записную книжку с отметками о назначенных встречах. Вы знаете, он шутил, что, если однажды не вернется с такой встречи, полиция по его блокноту легко вычислит преступника… Юморист.
Странно. Я ничего не слышал от комиссара или Сайборга о записной книжке. Поэтому уточнил:
- И после его смерти полиция воспользовалась этой записной книжкой?
- Смеетесь? – фыркнул Айгор. - Нет, разумеется. Они допросили всех, кто был рядом, арестовали Рэя Арпеджио и уехали.
- Арпеджио? – заинтересовался я. - Его обвинили в убийстве?
- Комиссар его не любит, поэтому Рэя обвиняют во всех нарушениях закона, какие только у нас случаются. Правда, чаще всего потом выпускают из-за отсутствия улик – как, кстати, было и с убийством Мартина. У Рэя оказалось стопроцентное алиби – в этот момент его допрашивали в участке по какому-то очередному хулиганству. Поэтому утром его выпустили, а про дело словно забыли.
- Понятно… - протянул я, коротко фиксируя всё в собственном блокноте. - А смерть доктора не связывали с Арпеджио?
- Так их с Мартином убили в одну ночь. Думаю, для полиции хватило одного алиби музыканта на обе жертвы.
- Погодите… - нахмурился я. - В ту же ночь? Мне сказали, что за месяц…
- В ту же ночь, - твердо сказал Айгор. После чего задумался, вздохнул и пробормотал словно сам с собой: - Вот и покинули город, как и хотели…
- Они хотели покинуть город? – заинтересовался я.
- Да глупости всё это, - отмахнулся Айгор и улыбнулся немного печально. - Знаете, этакие детские мечты. «Вот уедем отсюда – и всё будет отлично!» А на деле – рутина, быт, дела… и время от времени просыпающаяся тоска по путешествиям. Обычное дело. Правда, незадолго до смерти, когда мы собрались в последний раз, оба выглядели такими… оживленными, что ли. И намекали, что нашли какой-то путь.
- Путь куда?
- Куда или к чему – не сказали. Тайны у них, видите ли! От меня – тайны, пф…- он обидчиво фыркнул. - Я уже говорил Сайборгу – мол, друзья называются! Они, видите ли, давно занимались изысканиями, и вот уже на пороге!.. Нет-нет, ПОТОМ они мне всё расскажут, когда придёт время. Пришло!
И он развел руками.
Больше ничего узнать мне не удалось. Ученый как-то охладел к разговору и демонстративно загремел лабораторной посудой, поглядывая на часы. Пришлось извиниться и уйти.
Пока я шел к себе в гостиницу, мне не давали покоя слова ученого.
Изыскания пути. Пути – куда? Или пути – к чему? Любопытно, очень любопытно… и ученый явно обижен, что его обделили информацией об этом. Интересно, он достаточно безумен, чтобы убить из-за обиды? Мотив недостаточно убедительный, но кто знает, как это работает с учеными – все они немного безумны. Хотя правдоподобнее выглядит другая версия – о том, что эти двое слишком близко подобрались к чему-то, что представляло угрозу для их убийцы. Но – к чему? Чем они занимались в последние дни своей жизни?..
Мне показалось, что за мной кто-то идет, и я обернулся.
Никого.
Только показалось, что краем глаза я зацепил какое-то движение – словно кто-то быстро скользнул за угол, уходя от моего внимания.
Следят? Интересно, кто?
Или это всё-таки паранойя?
Я беззвучно хмыкнул и продолжил свой путь в гостиницу.
Сон
Я бегу по городу, прячась во тьме от взгляда тех, кто выискивает ночного мстителя, кто опутывает паутиной город, держа в заложниках упрямые тени. Город погружен в ночь как в омут. Окна болезненно-желтыми пятнами дырявят черноту ночи, приковывая внимание. Вот одно – с белесыми занавесками и подоконниками, загроможденными колбами и пробирками. За окном, в желтом омуте электрического света разговаривают двое, похожие как две капли воды. Слов не слышно, зато взгляды обоих крестят воздух тревожными прожекторами. Одинаково зловещие взгляды, одинаково холодные. И я ныряю в спасительную тьму прежде, чем эти взгляды пройдутся по мне, превращая тело в каменную статую…а то, что они это могут, я знаю своей мертвой памятью. Знаю. Помню. Видел… испытывал. Поэтому я отшатываюсь подальше от этого окна и снова бегу сквозь ночь, пока не остыл след преследуемого мной монстра…
…Травы колышутся перед лицом на фоне ослепительно синего неба. Золотистые колосья неизвестных мне злаков вперемешку с синими, похожими на куцые васильки, цветами. Зелени мало – под этим солнцем трава выцветает за пару дней. Жара, зной, цикады… безмятежность летнего полудня…
04.
За утренним кофе я внимательно прочитал дело Дорис, переданное мне комиссаром. Вопреки шальной мысли ничего нового я там не обнаружил. Долго смотрел на фото Дорис… и видел перед собой не жертву убийства, а миленькую официантку из бара. Вот она кокетливо поправляет прядку волос, улыбается чуть смущенно, постреливая глазками в мою сторону. Я ей определенно нравлюсь. Или это её стиль поведения, рассчитанный на щедрые чаевые – попытался вмешаться голос разума, но я сделал вид, что его не услышал. В конце концов, мимолетные романы с официантками работе не мешают, не так ли?..
Я потряс головой, вздохнул и, захлопнув дело Дорис, поставил её фото на стол рядом с кофейной кружкой.
Лезет же в голову… р-романтика, чтоб её…
О работе надо думать.
Ну и… я пошел думать о работе. Что там у нас сегодня по плану?
Мэй О’Нил, она же Луи Фантом, журналистка местной газеты и библиотекарь по совместительству. Весьма симпатичная девушка…
Комната Мэй О’Нил не очень-то походила на комнату библиотекаря. ПО стенам были приколоты вырезки из газет, карты города с флажками и пометками, по столам, подоконникам и другим горизонтальным поверхностям лежали фотографии, блокноты, записки… Кажется, я застал журналистку – не библиотекаря! – Мэй в рабочей обстановке. Она, поглядывая то в блокнот, то на фото с невнятным силуэтом, делала какие-то пометки на карте. Я тоже бросил взгляд на фото. Воображение, распаленное странными снами, тут же сообщило, что на фото изображен оборотень. Очевидно, тот самый, который пугает местных девушек, заставляя их приглашать в провожатые бедовых музыкантов… Я хмыкнул и отвернулся.
Мэй ничуть не смущенно извинилась за беспорядок, поставила чайник и выслушала мои вопросы.
- Путь? – задумчиво переспросила она. - Да, что-то такое слышала. Но понятия не имею, о чем речь. Незадолго до смерти отец со Штерном были в таком… знаете… радостном возбуждении, словно в предвкушении чего-то.
То же самое сказал и Айгор. Предвкушение. Любопытно.
- Вы не знаете, с кем встречались ваш отец и доктор Штерн незадолго до их гибели?
- Одну минуту…
Она вышла из комнаты и вскоре вернулась с пухлой записной книжкой. Положила её на стол передо мной и сказала:
- Я думаю, мистер Айгор уже рассказал вам про эту записную книжку.
- Верно, - кивнул я. - Я могу с ней ознакомиться?
- Конечно. Можете взять с собой, чтобы внимательно с ней поработать – с условием, что вернете, разумеется.
- Разумеется. И… вы ведь тоже наверняка изучили эту книжку вдоль и поперек.
- Конечно.
- Навело на какие-то мысли?
Мэй развела руками:
- Увы, ничего стоящего. Впрочем, у меня есть вариант, что отец и Штерн в поисках своего таинственного пути влезли на территорию мафии, за что их и убили.
- Откуда такие предположения?
- Какое-то время назад они искали встречи с Ноэлем Гордоном – это игрок, который чаще всего обретается в баре «Одинокий спрут». Я вам этого не говорила, но у меня есть предположение, что его сестра связана с мафией.
- Интересно…
- Опять же музыкант Рэй Арпеджио, с которым они то и дело встречались последнее время – подозрительный тип. Ходят слухи, что он в числе прочего выполняет и кое-какие поручения мафии. Ни на чем серьезном он не попадался, но то, что как минимум в прошлом он был среди бандитской компании – готова поспорить на что угодно!
- Опять музыкант.., - пробормотал я, делая пометку в блокноте.
- Кстати, Ноэль – его друг. Еще один кирпичик в мою «мафиозную» теорию. И, между прочим…
Она не договорила. Что-то громко хлопнуло, звякнуло разбитое стекло, и в стене рядом с головой Мэй появилось черное отверстие. Я вскочил, кинулся к удивленно замолчавшей журналистке и дернул за рукав. Она опомнилась, и мы синхронно нырнули вниз, прячась за мебелью от новых возможных выстрелов. Все произошло очень быстро – хлопок, звон, оглушительный перестук сердца – и мы сидим на полу, вжимаясь в край стола, и мучительно ждем нового выстрела. Которого так и не последовало.
Когда прошло несколько томительных минут, я выпустил плечи журналистки (с некоторым смущением обнаружив, что крепко прижимаю девушку к себе) и, сделав ей знак молчать, осторожно подобрался к разбитому окну и выглянул наружу.
Улица была пуста.
- Никого, - пробормотал я, поднимаясь на ноги.
- Делайте ставки, детектив – кого собирались подстрелить, вас или меня, - немного нервно улыбнулась Мэй, тоже вставая с пола.
- Хороший вопрос, - пробормотал я. – Хороший вопрос…
Дальнейшего разговора не получилось – Мэй буквально выпроводила меня вон, неубедительно отговорившись срочным материалом, который надо закончить к утру. Я попрощался и ушел, прихватив с собой записную книжку Мартина О’Нила.
Выйдя от Мэй и свернув за угол, я буквально нос к носу столкнулся с Рэем Арпеджио. Гитарист выглядел взъерошенным и нервным, словно от кого-то удирал. При виде меня он бросил взгляд на дом, из которого я вышел, и мимолетно уронил:
- А, Мэй О’Нил… Успели узнать, что хотели, до выстрела, или она больше ничего не помнит?
- Откуда ты знаешь про выстрел? – насторожился я. Он ухмыльнулся и развел руками:
- Громыхнуло на всю улицу, детектив!
- Ты кого-нибудь тут видел?
- Ни одной живой души, - выпалил он с видом «я нагло вру, но вы ничего не докажете». Вот шпана…
- Мистер Арпеджио!.. – грозно начал я, собираясь объяснить ему, что имею право арестовать любого, кого сочту причастным к своему расследованию, но Рэй торопливо оглянулся и пробормотал:
- Прошу прощения, но у меня дела, детектив.
И рванул прочь, не обратив внимания на мою попытку его остановить.
Я сердито посмотрел ему вслед, но решил не догонять. Понадобится – знаю, где его найти. Куда он денется из этого города…
Записная книжка Мартина О’Нила оказалась весьма любопытной – журналист вел очень подробные записи о своих встречах. К сожалению, только о встречах – и ни о чем больше. Впрочем, это немало.
Поэтому я сидел за своим столом, пил кофе и внимательно читал записную книжку О’Нила, время от времени делая пометки в своем блокноте. Итак…
В вечер убийства Мартин должен был встретиться с Рейнольдом Арпеджио. Любопытно… Кажется, встречи с мистером Арпеджио были весьма регулярными в последние пару месяцев перед смертью О’Нила и доктора Штерна. Кроме него журналист виделся с Ноэлем Гордоном и… и той самой официанткой, Дорис. Причем запись о встрече включала напоминание о цветах и вине… Любопытно, любопытно…. Интересно, не мог ли у О’Нила быть роман с официанткой из бара?
И еще – что означает размашистая запись на пустом листе книжки, сделанная за пару месяцев до его смерти?
«Есть те, кто тоже помнит… Я не один! И я не сошел с ума…»
Единственная отвлеченная информация среди коротких записей о намеченных встречах.
«Есть те, кто тоже помнит…»
«…Я не один!..»
Некоторое время я смотрел на эту запись, пытаясь уловить за хвост смутные ассоциации, потом вздохнул, захлопнул книжку и решил еще раз поговорить с Мэй О’Нил.
Когда я выходил из дома, над крышами прогремел звук выстрела – далекий, невнятный, спугнувший с дерева стайку пугливого воронья. Совпадение? Не припомню, чтобы я слышал выстрелы с момента приезда в этот город…
Мэй О’Нил открыла мне не сразу – я минут пять стучался в её двери, прежде чем замок щелкнул.
- Прошу прощения что снова беспокою вас, мисс О’Нил, - сказал я, снимая шляпу на пороге. - Но я хотел бы уточнить кое-что по информации в записной книжке вашего отца.
- Какой книжки? – растерянно переспросила Мэй, отступя назад и кутаясь в теплый платок.
- Которую вы дали мне несколько часов назад.
- У отца не было записной книжки, - удивленно сказала Мэй. - И… разве мы сегодня встречались?
- Вы шутите? – не менее удивленно спросил я. - Мы разговаривали о смерти вашего отца и мистера Штерна…
Она задумалась, прикусив губу, потом потерла виски и виновато улыбнулась:
- Простите, у меня болит голова. И я не понимаю, зачем вы решили разворошить историю десятилетней давности.
- Простите?! – растерялся я.
- Отец погиб десять лет назад – несчастный случай у реки, - устало сказала Мэй. - И я не понимаю, при чем тут доктор Штерн.
- Но…
Я не окончил фразу, потому что мой взгляд упал на предмет, валяющийся на стуле за её спиной. Блузка. Та самая, которая была на Мэй во время нашего разговора несколько часов назад. Вот только теперь блузка была в крови и щеголяла дырой… словно кто-то во второй раз не промахнулся и прострелил эту злосчастную блузку… и, кажется, в момент выстрела блузка была на ком-то…
Где-то в вышине пронзительно крикнула птица.
«Успел узнать, что хотел, до выстрела, или она больше ничего не помнит?» - эхом птичьего крика отдались в памяти слова музыканта.
«Успел узнать, что хотел, до выстрела?..»
И холод сжал сердце когтистой птичьей лапой.
@темы: тексты
-
-
04.05.2016 в 20:59зловещая тень на ваших занавесках, бгг))-
-
04.05.2016 в 21:16еще какая зловещая)