aka Тёмный
Босацу
Думаете, легко быть Бодхисатвой Любви и Милосердия?
...Ведать любовью – не животной страстью, заметьте, а возвышенным чувством! – в этих мирах, соединенных хрен знает как. Кто ругается, я ругаюсь? Я богиня, мать вашу, и мне можно… Кто её видел, эту самую любовь? Вот вы, к примеру, видели? Да-да, вы. И не надо мне про наивную девочку-прислужницу, которую вы походя охмурили за колоннами в качестве славного ками-воина. Это не любовь, поверьте профессионалу. Это как раз та самая животная страсть… Ах, она тоже штука хорошая? И в деле увеличения народонаселения безусловно полезная. Хотя, я уверена, вас-то интересует как раз процесс, а не результат. Но это не по моей части, увы. А впрочем… и по моей тоже – может же у меня быть смежная специальность? Но вот любовь…
Да не смотрите вы на меня так испуганно, конечно она есть, эта самая любовь… Иначе как бы жила её, любви, Бодхисатва?
Есть еще влюбленные дураки, встающие за свою избранницу с голыми руками хоть против армии, хоть против мнения родни – а что страшнее, еще подумать надо! Есть дурочки, идущие за своим избранником за тридевять земель и в мужской монастырь… Есть, иначе не было бы у вас тут такой охренено прекрасной женщины, как я.
Интересно, если в трех мирах исчезнет любовь, куда денется её Бодхисатва? Или всё как раз наоборот? Любовь не исчезнет, пока есть я?
Философские вопросы не красят женщину, я знаю…
А ведь есть ещё Милосердие, знаете ли… Как вы думаете, почему я частенько прогуливаюсь здесь, на территории армии? О, насчет обилия красивых спортивных парней вы, конечно, правы… Но.
Где еще найти то самое милосердие – да не банальное снисходительное милосердие сильного, а острое, горячее, отдающее болью и кровью милосердие равных? Такое редкое в бою – но такое живое…
Увы, вам не понять слово «живое» - вы же ни разу не умирали, правда?
И не хотите? И не собираетесь? Смею вас заверить, никто не собирается. Но порой просто так бывает – что выбора-то и нет. Точнее, есть, но такой гнилой выбор, что даже умереть – и то нельзя. А надо. Понимаете? Нет? И славно.
Никто не понимает.
Почти никто.
Разве что Джирошин – верный Джирошин, умеющий не показать вида, что понимает, что жалеет и оберегает слабую женщину – Канзеон Босацу. И возможно, он знает даже, что ему и только ему позволено сказать это вслух - «слабая женщина» … Знает, но не скажет.
И порой, когда от его тоскливого понимающего взгляда начинает тошнить, я ухожу сюда.
Потому что есть в Западной одно несуразное существо…
Ему не позволено по рангу хамить бодхисатве, не позволено оценивающе вскидывать брови, глядя на прелести, не скрываемые одеждой, не позволено язвить и ехидничать с бодхисатвой… Потому что он просто ками.
Вот только ему забыли об этом сказать.
Или сказали, но он запамятовал.
Или просто наплевал…
С ним можно просто побыть женщиной.
Подойти, покачивая бедрами, наклониться над книгой, которую он читает, так что одежда с трудом удерживает те самые «прелести», и томно мурлыкнуть:
- О чем задумались, маршал?
- А когда вы смотритесь в зеркало, Босацу-сама, у вас на себя не стоит?
Наверное только он умеет сказать такое настолько безмятежным тоном, что замираешь, глядя в чуть прищуренные глаза под вечно лохматой челкой, и думаешь – влепить пощечину, или впиться поцелуем в эти губы, как обычно изогнутые в легкой улыбке.
- Я хренею с вас, маршал…
- Упс… Я сказал что-то не то?
- Именно.
- Извиниться?
- Пожалуй, не стоит.
- Уточните ударение, пожалуйста. Это был ответ на мой первый вопрос или на последний?
- Сегодня вы особенно невыносимы, маршал.
- Это я еще не начинал. Впрочем, вы всегда можете меня убить, Босацу-сама. Зато мне не придется идти через час к главкому, и оправдываться за этого… хм. За свою несостоятельность как командира.
- Так вот в чем причина вашего дурного настроения…
- Проницательны вы – сил нет.
Я говорю немного снисходительно, подначиваю, щекочу нервы близостью своего тела – шикарного тела, а как же иначе?… ах, ну и вопрос вы всё-таки задали, маршал, до сих пор щеки готовы вспыхнуть румянцем!.. а он…
Он отвечает ехидно и чуть обиженно, дерзит на грани между удовольствием и оскорблением.
Я улыбаюсь его сердитым глазам, и мне тепло.
Мы оба знаем, что это игра. Небольшая игра на двоих, которая никогда не перерастет во что-то большее.
На самом деле, просто тепло.
Ведь бодхисатва любви не умеет влюбляться, правда?
16.11.10
Думаете, легко быть Бодхисатвой Любви и Милосердия?
...Ведать любовью – не животной страстью, заметьте, а возвышенным чувством! – в этих мирах, соединенных хрен знает как. Кто ругается, я ругаюсь? Я богиня, мать вашу, и мне можно… Кто её видел, эту самую любовь? Вот вы, к примеру, видели? Да-да, вы. И не надо мне про наивную девочку-прислужницу, которую вы походя охмурили за колоннами в качестве славного ками-воина. Это не любовь, поверьте профессионалу. Это как раз та самая животная страсть… Ах, она тоже штука хорошая? И в деле увеличения народонаселения безусловно полезная. Хотя, я уверена, вас-то интересует как раз процесс, а не результат. Но это не по моей части, увы. А впрочем… и по моей тоже – может же у меня быть смежная специальность? Но вот любовь…
Да не смотрите вы на меня так испуганно, конечно она есть, эта самая любовь… Иначе как бы жила её, любви, Бодхисатва?
Есть еще влюбленные дураки, встающие за свою избранницу с голыми руками хоть против армии, хоть против мнения родни – а что страшнее, еще подумать надо! Есть дурочки, идущие за своим избранником за тридевять земель и в мужской монастырь… Есть, иначе не было бы у вас тут такой охренено прекрасной женщины, как я.
Интересно, если в трех мирах исчезнет любовь, куда денется её Бодхисатва? Или всё как раз наоборот? Любовь не исчезнет, пока есть я?
Философские вопросы не красят женщину, я знаю…
А ведь есть ещё Милосердие, знаете ли… Как вы думаете, почему я частенько прогуливаюсь здесь, на территории армии? О, насчет обилия красивых спортивных парней вы, конечно, правы… Но.
Где еще найти то самое милосердие – да не банальное снисходительное милосердие сильного, а острое, горячее, отдающее болью и кровью милосердие равных? Такое редкое в бою – но такое живое…
Увы, вам не понять слово «живое» - вы же ни разу не умирали, правда?
И не хотите? И не собираетесь? Смею вас заверить, никто не собирается. Но порой просто так бывает – что выбора-то и нет. Точнее, есть, но такой гнилой выбор, что даже умереть – и то нельзя. А надо. Понимаете? Нет? И славно.
Никто не понимает.
Почти никто.
Разве что Джирошин – верный Джирошин, умеющий не показать вида, что понимает, что жалеет и оберегает слабую женщину – Канзеон Босацу. И возможно, он знает даже, что ему и только ему позволено сказать это вслух - «слабая женщина» … Знает, но не скажет.
И порой, когда от его тоскливого понимающего взгляда начинает тошнить, я ухожу сюда.
Потому что есть в Западной одно несуразное существо…
Ему не позволено по рангу хамить бодхисатве, не позволено оценивающе вскидывать брови, глядя на прелести, не скрываемые одеждой, не позволено язвить и ехидничать с бодхисатвой… Потому что он просто ками.
Вот только ему забыли об этом сказать.
Или сказали, но он запамятовал.
Или просто наплевал…
С ним можно просто побыть женщиной.
Подойти, покачивая бедрами, наклониться над книгой, которую он читает, так что одежда с трудом удерживает те самые «прелести», и томно мурлыкнуть:
- О чем задумались, маршал?
- А когда вы смотритесь в зеркало, Босацу-сама, у вас на себя не стоит?
Наверное только он умеет сказать такое настолько безмятежным тоном, что замираешь, глядя в чуть прищуренные глаза под вечно лохматой челкой, и думаешь – влепить пощечину, или впиться поцелуем в эти губы, как обычно изогнутые в легкой улыбке.
- Я хренею с вас, маршал…
- Упс… Я сказал что-то не то?
- Именно.
- Извиниться?
- Пожалуй, не стоит.
- Уточните ударение, пожалуйста. Это был ответ на мой первый вопрос или на последний?
- Сегодня вы особенно невыносимы, маршал.
- Это я еще не начинал. Впрочем, вы всегда можете меня убить, Босацу-сама. Зато мне не придется идти через час к главкому, и оправдываться за этого… хм. За свою несостоятельность как командира.
- Так вот в чем причина вашего дурного настроения…
- Проницательны вы – сил нет.
Я говорю немного снисходительно, подначиваю, щекочу нервы близостью своего тела – шикарного тела, а как же иначе?… ах, ну и вопрос вы всё-таки задали, маршал, до сих пор щеки готовы вспыхнуть румянцем!.. а он…
Он отвечает ехидно и чуть обиженно, дерзит на грани между удовольствием и оскорблением.
Я улыбаюсь его сердитым глазам, и мне тепло.
Мы оба знаем, что это игра. Небольшая игра на двоих, которая никогда не перерастет во что-то большее.
На самом деле, просто тепло.
Ведь бодхисатва любви не умеет влюбляться, правда?
16.11.10
@темы: тексты, saiyuki gaiden
-
-
16.11.2010 в 22:56-
-
16.11.2010 в 23:00-
-
16.11.2010 в 23:39"Решено, решено:
Заявленье – под сукно,
Я жениться не хочу и не умею.
Отчего, отчего,
Отчего мне так тепло?
Оттого, что я стою у батареи."
-
-
17.11.2010 в 10:27-
-
17.11.2010 в 20:10Тигр-в-тапке
а мрр)
-
-
17.11.2010 в 21:46