ЗарисовкаОна шла по городу, легко, почти невесомо ступая по тротуарам, на которых кое-где уже белели пушистые хлопья тополиного пуха. Лето еще не воцарилось в городе полноправным хозяином, но уже щедро расстилало перед птицами свои дары – сочные молодые почки, прошлогодние семена в высохших плодах и, разумеется, насекомые. Насекомые уже давно выбрались из зимовочных норок и ползали-копошились на городской растительности – богатый стол для тех птиц, которые сумели перезимовать. Как всегда, сумели не все – от кого-то уже остались лишь косточки, втоптанные в грязь под кустами, а кто-то еще дышал, но уже хрипло и неровно, а мокрые на вид перья явно показывали, что дышать бедолаге оставалось недолго.
Ничего особенного – просто жизнь. Просто зима, забирающая самых слабых или самых невезучих. Таких, как вот этот мертвый голубь, чьи крылья нелепо торчали вверх, словно он умер в полете и впечатался в землю в смертельном пике. Перья измочалены, тельце изломано, голова подвернута под крыло… кажется, он мёртв уже давно. Неделю, как минимум.
читать дальшеДевушка немного постояла, глядя на мертвого голубя, и пошла дальше. Она и сама походила на птицу – странную птицу… и мёртвую. Светлые волосы нездорового оттенка топорщились в стороны неровными прядями, словно мокрые перья. Легкая блузка и летящая юбка очерчивали изящный силуэт, но рваные грубоватые движения настойчиво вызывали в воображении образ раненой птицы. На шее на длинном шнурке – металлический кулон в виде птичьего черепа, на пальце кольцо в виде птичьей лапки, обнимающей палец. И еще – браслет на запястье. Крупный, громоздкий, из отполированных белых пластин – того самого оттенка старой кости.
Девушка-птица неторопливо шла по городу, то и дело обращая внимание на прощальные приметы ушедшей зимы. Еще один комок птичьих перьев – кажется, вороны уже растащили часть косточек по кустам. Клочок крохотного крылышка – судя по желтым перышкам, это был щегол. Удивительно, что осталось крылышко – от таких малышей остается разве что пара пёрышек… Таких, как вот это, серо-бурое, зацепившееся за отцветающий одуванчик. Воробьиное? Возможно. А вот эти воронь перья не рассказывают о трагедии – судя по истертым опахалам, это просто линялое перо, и на его месте наверняка уже выросли новые перья, сочно-черного цвета. А тут – стриж. Бедняга… Наверное, не справился с недавним похолоданием и рухнул на землю – а тут его подстерегла кошка. Или не кошка, а кто-то из пернатых хищников – здесь, в городе, это не только вороны. Только стрелы сломанных крыльев остались в придорожной пыли…
Девушка шла по городу. Рядом вовсю щебетали воробьи, звенели синицы, перекликались в кронах елей звонкие зеленушки, бормотали с проводов славки, вели свои торопливые беседы яркие щеглы… Она слышали их. Видела, узнавала. Но взгляд все равно легко находил птичьи останки – в траве, на газонах, в зарослях многолетников или под кустами, взгляд лип к ним как приклеенный.
Наверное, это не так уж странно, если вот уже несколько сотен лет тебя зовут Птичья Смерть, верно?
А этот Город – всего лишь один из бесконечного множества городов, через которые ей доводилось пройти. Впрочем, в этот раз идти ей некуда.
Теперь это её Город.
И кажется, это не так уж и плохо…