Кромка, На берегах

[Alvarka]

Кромка. На берегах.

02
Сероволосый мужчина в темной одежде целенаправленно шагал по равнине Кромки. Косился на снующих в траве мелких черных кромешников с глазами-фонариками, презрительно кривил рот. Кромешники шипели на него издалека, но не то что приближались – сразу прятались в траву, едва он поворачивал голову в их сторону. Кромешникам мужчина не нравился. От него так и веяло опасностью… и даже немного – смертью. «Вожак» - прошипел кто-то из них в спину мужчине, и тут же спрятался, ввинтившись в землю. На всякий случай.
Вожак беззвучно хмыкнул, но не обернулся. Вся эта мелочь кромешная не стоила его волчьего внимания. В облике волка было порой забавно погонять мелюзгу, повыкапывать из земли… забавно чувствовать, как тает на зубах крохотное тельце. Наверное, настоящие волки так же гоняют мелких полевых мышей. Впрочем, при той жизни он не был знатоком волков. При ТОЙ жизни… До того, как его призвала Хозяйка Замка. Вожак чуть тряхнул головой, не желая нежданных воспоминаний о первых днях на Кромке. Но воспоминания все равно окатили его – паника, боль трансформированного тела, отчаянное желание проснуться… и серые глаза Хозяйки, гладящей его мокрую от болезненного пота шкуру. Её кровь на зубах, на языке, паника, смешанная с надеждой – ну вот, сейчас разозлится и оборвет его странную не-жизнь одним взмахом руки с таким тонким запястьем… И внезапные слёзы в её глазах, и тихий-тихий шёпот: «Бедный мой… потерпи, мой хороший, мой славный, ты же сильный, ты сможешь…». А потом был ошейник, был сад с розами, скамейка у фонтана… И было новое имя – Вожак. И новая ответственность, новая гордость, и послушная стая за спиной – послушная в первую очередь ЕЙ, а потом ему – Вожаку, волку, защитнику Замка…
Новый запах ворвался в полынный ветер Изнанки, и Вожак резко остановился. Принюхался, прикрыв глаза.. повернулся в одной сторону, в другую, пробуя на вкус этот новый запах… и азартно прикусил губу. Он не мог ошибиться! На Кромке – новый Потерянный. Новое чудовище, за которым нужно начать охоту, пока оно не набрало сил. Вожак любил охоту. Это была его ответственность – не давать Потерянным набирать силу, не пускать их с Кромки в реальный мир., чтобы легенды о монстрах, появляющихся из ниоткуда, так и оставались для людей легендами. Ответственность, долг защитника Замка!.. А впрочем, чего обманывать, ему просто нравилось охотиться.
Поэтому запах пришедшего в мир чудовища щекотал ноздри азартом предстоящих погонь и кровавых драк… и это было то, что нужно Вожаку!
Он сдержанно зарычал от переполнявшего его нетерпения, и поспешил в замок – сообщить Леди об открытом сезоне охоты.

…

- Может, зря ты меня от реки-то так быстро увела? – спросил Уходящий, оглядывая холмы, поросшие невысоким кустарничком с розоватыми цветами. – Что было бы, если бы я выпил воды? Всё забыл бы и ушёл?
- Ты прямо как один мой приятель, – немного сердито сказала Сирена. – Тот тоже всё время – а что если?.. Я тебе вот что скажу – если бы ты выпил воды, ты бы ушёл. Я видела это уже целых четыре раза. А зато ты можешь узнать, что будет, если ты не выпьешь воды и не уйдешь, так?
- Так. Очень даже так.
- К тому же река никуда не денется. Ты всегда сможешь вернуться и выпить из неё воды. Или ты так сильно хочешь уйти?
Уходящий задумался.
- Пожалуй, нет, - сказал он спустя пару минут раздумий. – Только появившись, я был гоов идти дальше – по накатанной, понимаешь? Шёл, рвался вперед, и вроде как продолжать путь… А сейчас забвение уже не так манит. Любопытно – что здесь, на другой стороне? Как оно вообще всё устроено?
- Во-о-от! – довольно сказала Сирена. – Давай считать, что ты у меня в гостях, мотылёк. Кстати, как мне тебя называть? Наверное, «уходящий» будет уже не совсем верно?
Он растерянно развел руками:
- Я не помню своего имени.
- Ну вот…
- Ты можешь меня так и звать – Мотылёк, - он усмехнулся. – Буду как паж-эльф из Шекспира.
_ Не помню пажа-Мотылька.
- А Шекспира помнишь?
Сирена задумчиво нахмурилась:
- Смутно… он писал что-то да? Про любовь.
- Да. Любопытно – я помню Шекспира. Помню Блейка. Помню Байрона и Игоря Северянина. Помню Айвазовского и Брюллова. Музыку помню… А себя не помню. Почему так, Сирена?
- Это Кромка, - развела Сирена руками. – Наверное, мало кто знает, как она устроена. Или вообще никто не знает.
- Или не пытается узнать?
На этот раз Сирена молчала долго.
И не ответила.
…

Решетка, закрывающая проем двери, была металлической, но, кажется, не стальной. Больше всего материал толстых прутьев был похож на медный сплав с зеленоватым налетом патины. Впрочем, прочности ей было не занимать – энфилд уже несколько раз налёг на прутья плечом, но они даже н дрогнули.
Энфилд покосился за спину – там по-прежнему стояла стена воды, непонятно каким образом не заливающая маяк. Натуральная стена, словно между энфилдом и водной бездной было стекло – прочное, идеально прозрачное… и несуществующее. Не было там никакого стекла – энфилд уже несколько раз совал руку в воду и убеждался, что там и правда вода. Прохладная, мокрая, как положено воде… и даже рыбы шныряли в этой воде, впрочем не подплывая близко к энфилду. И не только рыбы – пару раз он заметил в глубине смутные тени существ, гораздо больших, чем рыбы или какие-нибудь дельфины. Неуютно…
Но деваться некуда, за спиной стена воды, перед ним – решетка, отделяющая его крохотный коридор от тёмной комнаты. Всего и места – два шага в длину, два шага в ширину. Угораздило же его сунуться в эту дверь! Кто ж знал, что его отчаянный прыжок закончится у этой решетки, а за спиной в тот же миг возникнет стена воды…
Энфилд раздраженно пнул решетку босой ногой – бесит! – поёжился, когда его в очередной раз окатила прохладная влага водяной стены, и чихнул.
- Простынешь тут у вас, - буркнул он. И, повысив голос: - Гостеприимство ни к чёрту, знаете ли!
Неожиданно ему ответили.
- Так незваный гость хуже кромешника, - прозвучал насмешливый голос, и кто-то хлопнул в ладоши.
По этому сигналу в комнате по ту сторону решетки зажегся свет. Откуда шёл этот свет, было неясно – ни одного светильника, ни одной лампы или там свечи. Просто было темно – стало светло. И стала видна комната и ее обитатель.
Комната небольшая, ожидаемо круглая. На полу – мягкий на вид ковер с длинным ворсом и рисунком, имитирующим морское дно. На дальней стене окно – вид из которого в точности повторял вид водяной стены за спиной энфилда – и круглая большая кровать… или, скорее, лежанка, небрежно закинутая клетчатым пледом. Рядом столик, на нем бутылка темного стекла, два стакана и то ли книга, то ли блокнот. Под потолком – пустая птичья клетка, у левой стены – аквариум, где среди водорослей мелькают мелкие то ли рыбы, то ли рачки. У правой стены большой деревянный сундук… который, когда энфилд обратил на него внимание, на мгновение открыл пару желтых глаз, в упор глянул на энфилда, и снова зажмурился, делая вид, что ничего особенного не произошло. Между сундуком и окном – невысокая дверь, на пороге которой и стоял, очевидно, хозяин комнаты, смотритель маяка.
Высокий мужчина в темных широких штанах и синей рубашке с заплатой на плече. Бледное, почти белое лицо, стоящие ёжиком короткие синие волосы, серые полосы вдоль скул – татуировки?.. родимые пятна?.. ритуальный рисунок?.. Многочисленные подвески на шее, браслеты на запястьях… И четыре руки.
Облик мужчины даже при его синих волосах был настолько естественен и гармоничен, что энфилд не сразу понял, что рук у него действительно четыре. Росли они из плеч, одна пара чуть ниже другой, нижняя пара рук была небрежно засунута в карманы широких брюк, верхняя сложена на груди.
Впрочем на весь этот осмотр у энфилда ушли доли секунды.
- Я не незваный, - сориентировался энфилд почти сразу. – Я любопытный. Иду, смотрю – дверь! Никогда не было – и вдруг тут, стоит себе, и огонь за дверью светится-манит. Ну я и… метнулся посмотреть. Я зря это сделал?
- Определенно, – кивнул четырехрукий. – Не люблю гостей.
- Ясно… Ты смотритель маяка?
- С чего ты взял, что это маяк?
- Я наблюдательный.
- Ты ошибся.
- Вряд ли. А почему маяк напополам разделен?
- Он не разделен.
- Ты управляешь его перемещением, или по волнам плывешь?
- Слушай, любопытный, может, пойдешь отсюда, пока на неприятности не нарвался?
- То есть ВОТ ЭТО, - энфилд махнул рукой себе за спину, - ещё не неприятности?! Ты меня интригуешь.
- Я могу тебя убить.
Энфилд криво усмехнулся:
- Прям насовсем, или так… по местной традиции?
Человек задумчиво почесал затылок.
- Даже не знаю… Если ты сгоришь в неугасимом огне, ты возродишься?
- Дык я ж откуда знаю? Слушай, а можно прежде чем я сгорю, ты все-таки любопытство моё утолишь, а? Ей-богу, сколько тут живу – в первый раз тебя нашёл. Даже мимо твоего маяка ни разу не проходил – как я так умудрился?! ТЫ редко появляешься, да? И кстати, у тебя имя есть?
- Ты можешь просто уйти. Ныряй в воду за своей спиной и пытайся выплыть наверх. Может, получится. В любом случае, это шанс выжить, причем куда больший шанс в сравнении с неугасимым огнем.
- Я нырну, не сомневайся… Вот запустишь в меня своим огнём – и нырну. Я не самоубийца. А твой свет – он для кого? Для тех, кто умер где-то там, за Кромкой? Или для тех, кто заблудился? Или вообще пофиг, кто увидит – тот сам виноват?
- Настырный, - вздохнул четырехрукий и двинулся через комнату к решетке.
- Любопытный, - поправил его энфилд, на всякий случай пятясь к воде. – Ты специально их сюда заманиваешь, или маяк без твоего ведома работает?
- Меня зовут Кроун. Кирейн Кроун, – сказал четырехрукий и пнул решетку со своей стороны. Решетка открылась. – Заходи, любопытный. Если не боишься, конечно.
- А вот на «слабо» брать не обязательно, я тебе не мальчишка, - фыркнул энфилд, заходя в комнату.
Ковер и правда оказался мягким и теплым – озябшие ноги сразу закололо от приятного тепла.
- Только ты учти, - сказал Кирейн Кроун, глядя на него с насмешливой улыбкой. – Когда ты мне надоешь, я тебя просто сожру.
- Учту, - хмыкнул энфилд. - И, возможно, у тебя это и получится… Так это маяк, да?
- Маяк, - сказал Кроун. – И я его смотритель и хозяин.
- А свет?
- А на свет летят мотыльки. Особые мотыльки.
- А можно подробнее?
Кроун покосился на аквариум, откуда донеслось протяжное бульканье, и вздохнул:
- А пошли-ка на вершину. Огонь сейчас спит, и мы можем поговорить там.
- Хорошо.
- И стаканы вон со столика прихвати. Сыро там наверху… сыро.
За дверью оказалась лестница, ведущая на вершину башни – отдельные ступени, висящие в сумрачной пустоте, прохладной и влажной, как морские глубины.
Три пролёта.
Двадцать восемь ступеней.