Король ХолмовТьма истекала из него, стелилась по полу, клубилась в его тронном зале. Где-то за окном раздражающе заверещали птицы, и Король раздраженно шевельнул пальцами. Тьма – продолжение руки – дотянулась до ставни и захлопнула окно. Птицы смолкли. Откуда здесь вообще птицы? Нет птиц на Кромке мира. Птичья душа слишком хрупкая, чтобы пройти через границу и задержаться в этом выцветшем мире… Верещание повторилось – глухо и едва слышно из-за закрытого окна – и Король узнал этот голос. Не птица. Трёхкрылый кромешник, осколок души кого-то, проникшего на Изнанку. Эти трехкрылые вестники время от времени носились в воздухе как несуразные летучие мыши, и Короля они дико раздражали. Ни рыба ни мясо, не душа, не кромешник, не ведогон – как что-то неживое, но пахнущее живым, как пуговица из медового янтаря – выглядит как конфетка, но стоит взять в рот… Король знал об этом – еще в начале своей сверх-жизни он пытался съесть вестника. Долго потом отплевывался, и тьма брезгливо корчилась, размазывая по полу холодную птичью кровь.
читать дальшеКровь.
Тьма встрепенулась и требовательно толкнула его где-то под сердцем. Он кивнул – ей и себе. Да, они давно не ели. Не поглощали души, не ловили ведогонов. Пора выйти на охоту, пора отправить своих подданных за добычей – наверняка не один, так другой ведогон уже блуждает по равнинам Изнанки, попав сюда во время одного из снов своей беспокойной души. Прошлая добыча была хороша – яростный ведогон, душа бойца и упрямца, он сопротивлялся отчаянно, жил долго, и тьма смаковала его как гурман – лакомый кусочек. Вспомнив об этом, Король вздохнул, и многочисленные глаза, разбросанные по его корням-щупальцам, блаженно прижмурились. По стенам тронного зала поплыли теневые рыбы – пепел его почти забытого чувства удовольствия. Человеческого чувства, как ни крути.
Иногда Король вспоминал, что раньше был человеком. Редко. Воспоминания не несли удовольствия, он отмахивался от них… и это тоже было таким человеческим.
Он помнил. Помнил, как оказался на Изнанке, охваченный леденящим душу страхом. Помнил голодный вой погони, рвущееся из груди сердце, и равнодушное рыжее небо, глядящее на него свысока. А потом был черный провал колодца, холодное касание чужого – чуждого – разума, и предложение. Которое он принял, потеряв себя, потеряв человечность, забыв, кем был, не зная, кем стал. Тьма вошла в него, преобразила тело, вычистила душу, что-то убрала, что-то подправила…
Тьма не может развиваться, она пуста без человеческой души – кто это сказал? Тот рыжий энфилд, время от времени попадающийся ему на пути? Да, наверное… Как раз тогда, когда они столкнулись в первый раз, и Король собирался убить эту тварь – нипочему, просто так, просто потому, что его рыжие волосы раздражали, напоминая о ТОМ рыжем небе, когда он бежал по Изнанке, мертвея от непреодолимого ужаса…
Тьма не может развиваться, она пуста без человеческой души – он сказал это с понимающей улыбкой, с сочувствием – и Король неожиданно для себя взбесился, вскипевшая ярость окрасила алым всю сотню его глаз, и тьма запустил в энфилда когти, чтобы разорвать на части. Король до сих помнил всплеск этой ярости, и иногда думал – чья это была ярость? Тьмы, живущей в нём или его собственная?
Думать об этом было неинтересно, но почему-то время от времени Король пытался это делать.
Вот и сейчас – вспомнил, подумал… и мысли, раздраженно встряхнувшись, перетекли в иную плоскость. Воспоминания о перьях вестника на полу пробудили его желание поймать гарпию. Не то чтобы это желание было сильным.. но у него так редко возникали желания помимо гастрономических или садистских, что каждое новое желание он берег и пестовал, пока оно не исполнялось. Итак, гарпия. Эта гарпия живет где-то в небе… жаль, что не над Холмами – было бы проще отыскать и натравить на нее своих подданных. Впрочем, в поиске тоже есть особое удовольствие, предвкушение…. Вот клетка, вот гарпия, вот сотня его глаз, рассматривающих каждую ее черточку, каждое перышко… А потом… Он не думал, что сделает с ней потом – пока ему просто хотелось обладать гарпией.
А прямо сейчас хотелось поглотить душу-другую, попавшую на Изнанку. Поэтому он хрипло зарычал, призывая Ульдру.
Она вошла, шелестя плащом, глянула на него своими огромными, в пол-лица, желтыми глазами. Она не отвернулась, но глаза ее на миг чуть сузились, выдавая не то страх, не то неудовольствие, не то еще какое-то чувство, которого он не помнил. И он вспомнил, что не надел маску. Пошарил взглядами вокруг, отыскал – маска лежала у его ног – и, наклонившись, поднял ее и водрузил на лицо. Маска привычно щелкнула, врастая в мешанину корней-щупалец, и Ульдра кивнула:
- Слушаю, мой Король.
- Поймайте мне ведогона. Я давно не кормил свою тьму.
- Да.
- Отправь кого-нибудь искать гарпию. Найдут – не трогать!
- Да.
- Всё.
Она снова кивнула и вышла.
Король холмов прислушался к далекому вою из-за закрытого окна. Стая гриммов? Глатиссант? Или Леди-из-Замка пустила своих псов по чьему-то следу?
В любом случае вой звучал куда приятнее, чем верещание трехкрылого вестника.