Печать Дракона
03.Голос был соткан из птичьих трелей и журчания ручья, из шелеста ветра и скрипа снега под лисьими лапами, из шума моря в глубине раковины и стрекота ночных цикад… и только потом рождались слова. Плавные, напевные – как и положено словам, рожденным из природного голоса.
«…Когда-то давно-давно в юном, только рожденном мире появились Стихийные. Существа, рожденные из первозданной силы, несущие в себе ее частичку, а потому живущие вечно. И обладающие разумом – в отличие от первозданной силы. Чуть позже к братству Стихийных присоединились Звериные духи – ведь, когда стая волков топчет мир тысячами мягких лап, в этом мире обязательно появится не просто волк – Волк, обладающий разумом Стихийных. А потом в мир пришли люди – существа, обладающие разумом. И Стихийные обрадовались новой семье в их дружном братстве, но обрадовались слишком рано. Люди использовали разум не только для того, чтобы жить в гармонии с миром, но и для его, мира, порабощения. В то время как часть людей создавала прекрасное, другая их часть уничтожала мир. Мир плакал – и Стихийные вскоре не смогли выносить его плача. Но как быть, если в их суть не входило понятие убийства целой семьи? Да, они могли разом уничтожить всех людей – поднять землю в буйстве землетрясений и воду в ярости цунами, обрушить на людей ураганы и смерчи, вырезая уцелевших волчьими клыками и невидимой атакой мельчайших бактерий… Могли – и не могли. Потому что это не только уничтожило бы людей – как ни крути, тоже порождений этого мира! – но и нанесло страшные раны планете. Страшные и, скорее всего, неизлечимые. Поэтому Стихийные решили пойти другим путем…»
читать дальше
- Ну как, звучит? – Уна, библиотекарь Стихийных, захлопнула тяжелый блокнот с пергаментными страницами и вопросительно посмотрела на дриаду Кэй. Кэй моргнула, сбрасывая с себя оцепенение певучего голоса Уны и спросила:
- А… это вообще что?
- История мира, - Уна посмотрела на блокнот в своей руке и задумчиво потеребила висящий на шее амулет.- Для потомков. Когда нас не станет…
- В смысле «не станет»? Мы ж бессмертные.
- Э-э, нет! Мы не умираем от старости, но мы не бессмертны.
- Ну… в смысле – мы бессмертны как род, как вид… как племя… как-то так. И без этого всё помним.
- Ты скучная. Я библиотекарь и летописец Стихийных. И я напишу историю. Мало ли, может я потом ее в библиотеки людей подкину – пусть проникаются.
- А, ну если так…
- Кстати! – Уна подсела к столу Кэй и взяла с блюдца конфету. – Слышала про разрушителя?
- Еще бы! – Кэй передернула плечами. – Со вчерашнего дня мурашки прям табунами по спине маршируют!
- Ну так… По твою душу-то разрушитель. Кстати о бессмертии, да.
- Это ты меня так пугаешь?
- Это я так хочу, чтобы ты была осторожнее. Разрушители – убийцы дриад, чье Дерево является Печатью. Поэтому в опасности не столько оперативники, сколько ты.
- Я знаю. Убил дриаду – разрушил Дерево – сломал Печать. Ну или разрушил Дерево – убил дриаду – сломал Печать. Я знаю, и мне страшно. Кстати, а почему у тебя в твоей летописи про звериных духов есть, а про дриад нет?
- И верно.. Но это все равно черновик, - и Уна, открыв блокнот, начала делать заметки на полях. – Допишу про дриад… и про разрушителей… попозже. Пока не буду про разрушителей.
- Почему?
- Нервно. Кажется – оформи их историю на бумаге, и один из разрушителей образуется прямо перед нами.
- Фантазерка… они так не умеют.
- Ты уверена? Я вот до конца магию слов и магию бумаги еще не постигла. Поэтому рисковать не собираюсь.
Кэй скептически поджала губы, но возражать не стала.
Потому что разрушитель, который прямо сейчас идет по городу, чтобы убить ее и ее дерево – это было страшно. Особенно если слухи не врут, и это тот самый Бродяга, на чьих руках кровь нескольких ее сестер… Ледяной ветерок где-то там, в городе, пронесся в ветвях старой ивы, и Кэй зябко передернула плечами. Ее Дерево тоже это чувствует. И незримо дрожит, не имея возможности уйти, спрятаться, переждать ярость бешеного зверя с острыми когтями. Дерево – не сквозняк, не текучая вода, не перелетная птаха, оно не может покинуть свое место и затаиться подальше от опасности. И она не может, его дриада. Может только ждать и надеяться, что оперативники Стихийных схватят разрушителя прежде, чем тот доберется до старой ивы. Ждать и надеяться. Верить в них – в расчетливого и страшного в ярости Змея, в стремительного Ястреба, в спокойного и молчаливого Волка…
Видно, заметив перемену в ее настроении, Уна захлопнула блокнот и положила ладонь на руку Кэй.
- Просто будь осторожно, - мягко сказала она. – Как только заподозрили, что это тот самый Бродяга, Котори вызвал подкрепление. Город оцепили, и целая стая Стихийным прочесывает улицы.. Вот увидишь – это будет его последний рейд.
- Надеюсь, это не станет последней сломанной Печатью, - бледно улыбнулась Кэй.
- И я надеюсь, - честно сказала Уна.
И впервые подумала, что завидует способности людей говорить неправду. Сказать бы сейчас – мол, все будет отлично! Столько наших ловят этого убийцу! Ну не ожидал же он, что можно вечно срывать Печати, уничтожая дриад, верно?! Оборотни уже у него на хвосте, и вот-вот схватят! Тебе не о чем беспокоиться!..
Сказать бы… но не получается.
Потому что не верится в это искренне и всей душой, а врать Стихийные не умеют. Врать не умеют, предавать не умеют, поэтому и живут большими племенами по тысячу лет. Люди и разрушители так не могут – если боишься, что тебя могут предать, долговременной стаи не получится. Поэтому разрушители – которые, по сути, почти бессмертны так же, как и Стихийные – и не живут стаями, только по одиночке, не доверяя никому даже из своего племени жестоких убийц.
Уна вздохнула… и снова открыла блокнот – записать вот эту мысль, хорошо, по ее мнению, характеризующую отвратительную суть разрушителей.
…
…
…
Разрушитель шел по городу.
Рыскал по улицам, выискивая Дерево, хранящее Печать, жадно прислушивался к Песне, доносящейся до его сознания. Временами песня была такой явной, что он улавливал нетерпение томящегося под Печатью пленника до боли отчетливо. Но чаще песня сбивалась, таяла до сдавленного шепота, и отыскать ее источник было чертовски сложно. Приходилось прислушиваться всей своей получеловеческой сутью, чтобы уловить направление – а это было опасно, потому что приглушенная звериная составляющая его души могла пропустить появление Стихийных. И пропускала.
Тогда они появлялись из-за угла, заступали дорогу и пытались его схватить. Почти не разговаривая – кажется, он заслужил нелестную славу, подразумевающую его полное уничтожение. Что ж, он знал, на что шел, и был к этому готов.
«Но не сейчас! – щурились глаза навстречу яростным взглядам Стихийных. – Не в этот раз, ребята! Эта Печать будет сломана – потому что я уже здесь… И попробуйте меня остановить!»
Они пробовали. С каждым разом все злее и настойчивее, порой едва успевая ставить барьеры – так им хотелось растерзать его в клочья!
Но пока он уходил, щедро нанося нападающим раны своими грифоньими когтями, ломая их амулеты и шаманские жезлы… зажимая собственные раны и слизывая с губ соленую кровь.
Он уходил – и снова торопливо шагал по городу, прислушиваясь к песне.
А время било в спину, стучало в висках и шелестело падающим песком в старинных часах.
Времени у него было мало.
05.03.18