Ночью шел дождь. Шелестел листьями, скребся в окно и шептал что-то по-осеннему тревожное.
А утром в вышине вольготно раскинулись пушистые сизые облака, ревностно пряча редкие клочки голубого неба, и тополиные листья легли на мокрый серый асфальт привычным осенним орнаментом. Прохладный ветер трепал волосы, лез под воротник рубашки и швырял в лицо сорванные с ветвей ясеневые «крылатки».
Осень.
Я всегда любил осень – и эти дожди, и звонкий осенний воздух, и высокое небо, и ветер, и – особенно – запах палых тополиных листьев. Никогда не жалел о лете, не ругал мокрые ботинки и пасмурную погоду… Просто входил в каждую осень, как в родной дом, как в объятия близкого человека. И каждый раз всё было чуть-чуть иначе.
Каждая осень принимала тепло и радушно, но по-своему, подсовывала свои дороги, своих друзей и своих врагов. У каждой был свой оттенок и свое приключение.
Эта осень тревожила черными перьями. Старые стихи сонными рыбами ворочались в глубинах памяти, давние персонажи нежданными сполохами мелькали то в чужом взгляде и повороте головы, то на заднем плане мельком увиденного фильма, то в строчках песни, впервые услышанной в маршрутке. Словно настало время для чего-то, казалось бы окончательно и бесповоротно похороненного среди вороха новых, почти новых и уже-совсем-и-не-новых рассказов. И это время стояло за плечом, ожидая только подходящего случая, чтобы протянуть руку и…
…
В лужах плавали желтые и рыжие осенние листья. Не то чтобы плавали – скорее жались к краям этих луж… может быть, чтобы не заслонять небо? Небо в лужах выглядело глубже, ярче и таинственнее, чем над головой. Не пушистая серая пелена – влажные волны сиреневых и сизых оттенков. Казалось, что из них вот-вот выглянет точеная голова морского конька, или мелькнет в просветах гибкое тело мурены… а то и, чем черт не шутит, поманит рукой большеглазая нимфа или ударит хвостом рассерженный гиппокамп, расплескивая белесую пену волн-облаков и сбивая её к краям лужи-зеркала…
Стайка щеглов снялась с куста придорожного бурьяна и с задорной перекличкой порхнула через дорогу – их отражение метнулось в луже яркими рыбками.
Не замедляя шаг, я проводил их взглядом и, зазевавшись, прошелся прямиком по луже.
Не впервой, разумеется – по пути из дома на работу лужи порой преграждали тротуар сплошным массивом мелкой холодной воды, и приходить на работу в мокрой обуви давно стало привычным. Но обычно лужи смирно лежали под ногами, и верхом их пакости было швырнуть пару брызг на джинсы. Эта же…
Стоило ступить в воду, как облака из глубины лужи вскипели внезапной приливной волной, выплеснулись вверх и окатили меня с ног до головы ледяным туманом, тут же утащившим следом за собой в темноту, одуряюще пахнущую тополиной смолой.
…
В темноте было черное ледяное пламя, и тело горело и плавилось в нем короткую болезненную вечность. А в разводах пепла, оставшегося после сожженной души, отчетливо проступило одно слово – «проклятье».
И ветер пах болью и сожалением.
«Прости… не тебе…»
…
…
15.09.2015