57 дней до Самайна
…
Эти двое стояли на маленьком корявом мостике через грязную городскую речушку. Мелкий дождь даже не моросил – пылил холодной влагой по земле, по опавшим листьям, по рябой поверхности речки, по одежде стоящих на мосту парня и девушки. Шелест дождя был настолько эфемерен, что даже не пытался заглушить негромких слов девушки, а слова парня были резкими и хлесткими. Дождь не понимал слов, но отчетливо слышал отчаяние и злость. Отчаяние девушки и злость парня. Отчаяние кружилось нервной рыбой в омуте беседы, ныряло вглубь, умоляюще косилось влажными глазами и с надеждой поблескивало глянцевой чешуей, а злость… Злость хищной птицей била по воде когтями слов, секла наотмашь взмахами интонаций и гнала прочь темные волны вместе с робко выныривающим отчаянием. Злость была жестокой и веселой, злость упивалась судорогами отчаяния, вспоротого ударом изогнутых когтей, и глотала эфемерную кровь с восторгом новообращенного вампира. На мокрых перьях злости грязными каплями темнели остатки истерзанной надежды, а обглоданный скелет доверия сухо трещал где-то под ногами.
Дождь на секунду замер, прислушиваясь… и, вздрогнув от предсмертного визга разорванного в клочья отчаяния, припустил сильнее.
Девушка всхлипнула и, повернувшись, побежала прочь. Сбегая с мостика, она поскользнулась на мокрых камнях и чуть не упала, и парень бросил ей вслед что-то злое и обидное.
Дождь заторопился за девушкой, касаясь её лица влажными ладонями. Дождю – вот именно этому дождю – не нравилась соленая вода на человеческих лицах, и он всегда старался её смыть. «Тише-тише-тише, – шелестел-шептал дождь, трогая ресницы девушки. – Тише-тише-тише… тише…»
читать дальшеДождь увязался за девушкой и не увидел, как рядом со злостью возник кто-то еще.
- Нравится? – насмешливо спросил этот кто-то, и парень обернулся, меряя внезапного собеседника прищуренным взглядом.
- Бить, терзать, рвать в клочья… – мурлыкнул незнакомец, лениво покачиваясь на носках. – От души ведь нравится, правда?
«Пошел к черту!» - хотел ответить парень.
«А ты вообще кто?! – почти спросил он.
Но глаза незнакомца требовали ответа, и он все ещё зло бросил:
- Да. Да, нравится! А что?
- Ничего, - улыбка незнакомца была неприятной. – Просто мимо проходил.
Парень собрался было предложить ему проходить дальше – предложить грубо и нецензурно – но в этот момент пальцы незнакомца сделали короткое движение, словно рвали невидимые нити, и тело парня пронзила резкая боль. Он замер, не в силах выдохнуть или шевельнуться, и мог только следить за движениями гибких пальцев незнакомца. А пальцы порхали в воздухе среди невидимых нитей – касались, дергали, пробовали на прочность… и он уже почти видел эти нити – бело-красные, раскаленные, они обжигали пальцы незнакомца, и тот тихо зашипел сквозь зубы, найдя, наконец, нужную нить и в одно движение оборвав её. А потом он просто связал два обрывка изящно-простым, но крепким узлом и с облегчением встряхнул кистями рук. Боль снова прошлась по телу парня колючей волной, и он почувствовал, что может двигаться.
«Что это было, мать твою?!» - собирался заорать он и, может быть, даже схватить незнакомца за грудки. Но не успел.
- Ты спишь, дурак, - сказал незнакомец. – Просыпайся!
И швырнул ему в лицо пригоршню желтых опавших листьев.
Парень шарахнулся назад…
…и открыл глаза.
Никакого незнакомца, только глаза щиплет – кажется, от попавшей в них воды. Всё как мгновение назад: серый вечер, кривой мостик над мелкой речушкой, дождик моросит всё сильнее, и девушка, которую он только что прогнал, уже не бежит, а торопливо семенит прочь – её силуэт в наступающих сумерках выглядит размытым и жалким.
- Дура, – буркнул парень, отворачиваясь. Посмотрел на черную речную воду, поёжился и, сунув руки в карманы куртки, зашагал прочь.
Внутри удовлетворенно ворочалась сытая злость.
…
Сон не шел.
В окна стучал дождь. Ветер швырял в стекло листья и пригоршни воды, в ночи зловеще рокотал гром, и сон шарахался от этого рокота, наваливаясь зыбким омутом дремы.
Не пошевелиться, не открыть глаз.
Здесь, между сном и явью, был бег.
Стремительный бег бок о бок с такими же, как он.
Ночь хохочет над головой, больно хлещет по спине и цепко держит за горло, не позволяя остановиться или свернуть.
Ему не нравилось бежать.
Но нравилось то, что последует за этим бегом.
И он предвкушал это, истязая тело в мучительном беге сквозь торжествующе хохочущую ночь.
И в то ж время он силился – и не мог уснуть, потому что в окна стучал дождь, и ветер швырял в стекло жесткие тополиные листья.
Не уснуть.
Не проснуться.
…
Нечеловек с глазами цвета предгрозового неба шел по темному осеннему лесу. Лес настороженно молчал, присматриваясь к чужаку. Враг? Друг? Посторонний? Нечеловек чувствовал настороженность леса и вел себя спокойно и уверенно. Агрессивная настороженность леса разбивалась об эту уверенность, как волны о камень, как стрижи о скалы, как доверие о предательство, как… Нечеловек чуть заметно усмехнулся пафосным сравнениям, которые навязчиво лезли в голову.
«Он бы посмеялся. Не любит пафос…» - сам себе промолчал нечеловек.
- Кто посмеялся? – прозвучало рядом, и любопытный травяной фейри высунулся из-под листьев пастушьей сумки. – Ты кто? Ты куда идешь?
- Мне нужен Пасынок Рогатого, - сказал ему нечеловек. – Передай, что я жду встречи.
- Ты сказал – он услышал, - хихикнул фейри. – Это его лес.
Нечеловек кивнул со сдержанной благодарностью и пошел дальше. Фейри посмотрел ему вслед, задумчиво поглаживая ладошкой край своего прозрачно-зеленоватого крыла, и пробормотал себе под нос:
- Этот другой. Этот проще и… сильнее?
Лес что-то прошелестел упавшим рядом листком, и фейри согласно кивнул:
- Ну да, ну да… Сами разберутся, одна порода.
И он снова нырнул под листья пастушьей сумки – ветерок был уже по-осеннему свежий и подставлять ему свои крылышки могли только грубые лесные фейри.
Нечеловек с глазами цвета предгрозового неба шел по темному осеннему лесу. Лес тихо перешептывался вокруг и аккуратно подсовывал ему под ноги нужные тропинки. Не чужак – гость.
А хозяин ждал его на поваленном дереве на очередном повороте тропинки. Сидел, поглаживая кончиками пальцев густую зелень мха, и смотрел на приближающегося гостя.
- Приветствую, Шаман Грозы, - спокойно сказал он и указал на мох рядом с собой. – Присаживайся.
…У Пасынка Рогатого простые кожаные штаны и кожаный жилет со шнуровкой, плетеные браслеты на запястьях и ожерелье из звериных клыков на голой груди. Из гривы спутанных волос выглядывают небольшие оленьи рожки, а глаза пронзительно-синие, как чистое осеннее небо…
- Благодарю, Пасынок, - нечеловек мягко опустился на предложенное место. – Поговорим?
- Поговорим.
- За что тебя люблю, Пасынок – никогда не отказываешься от разговора.
- А кто отказывается?
- Зеленая Ведьма отказывается.
- Женщина, чего ты хочешь.
- И то верно.
- О чем ты хочешь поговорить?
- О нитях мироздания.
- Они есть, люди по ним скользят, выбирая на распутьях. Всё, как испокон веков. Что-то меняется?
- Я видел в городе Гончего Пса. Человеком.
- Значит, его срок службы в Дикой Охоте завершен и контракт разорван.
- Ты в это веришь? – прищурился нечеловек, пристально глядя на Пасынка. Тот спокойно выдержал его взгляд:
- А есть другое объяснение?
- Кто-то изменил его нить. Оборвал и связал с обрывком чужой нити – человеческой нити.
- Это невозможно. Если он с рождения был псом – он не мог стать человеком. А если он был человеком, уведенным в Дикую Охоту, то почему его нить не могла вернуться на человеческие тропы?
- Потому что нить Пса глубже человеческой. Тебе нужно объяснять, что это означает?
- Объясни. Я не разбираюсь в вашей шаманской механике.
- Это означает, что человеческие нити плывут по поверхности реки, а нити Существ опускаются ниже – затянутые в омут своей тяжестью или прихотями речного водоворота. Но всплыть из омута они не могут – они пропитаны холодом придонных вод. Сами не могут.
- Значит, ему кто-то помог?
- Значит. И это преступление.
- Что такого? Может, этот Пес заслужил право снова стать человеком?
- Может. Но преступление остается преступлением.
- И ты ищешь преступника?
- Да.
- А почему пришел ко мне? Я не мог этого сделать.
- Не мог. Но ты в курсе пополнения своры Дикой Охоты.
- Я отвечаю за свору, верно.
- Ты следишь, чтобы Псы были вечно голодны…
- Я слежу, чтобы Псы вечно бежали за добычей. Они злы – это в первую очередь. Злы и жестоки. Мои Псы любят терзать – и, поверь, Грозовой, моя свора – самая беспощадная из всех Диких свор.
- Ты сам подбираешь этих Псов?
- Сам.
- Как?
Пасынок хитро улыбнулся и погрозил пальцем:
- Профессиональная тайна! Пока Рогатый предпочитает МОИ своры – я остаюсь его Пасынком, хозяином осенних лесов. Не думаешь же ты, что я выдам тебе свои секреты?
- Я тебе не конкурент.
- То что не сказано – не может быть продано. Так что… прости, Грозовой, эту тему я не обсуждаю.
- Ты можешь обменять уставшего Пса на нового, не так ли, Пасынок?
- Хорошая погода, не так ли, Грозовой?
- И для тебя нет разницы, кто приведет тебе нового Пса – лишь бы он был достаточно жесток.
- Осень в этом году удивительно яркая, тебе не кажется?
- Но твой поставщик совершил преступление, обменяв старого Пса на нового.
- Ясени вот-вот расцветут золотом. Ты любишь ясени, Грозовой?
- Ты не собираешься рассказать мне про него?
Пасынок провел рукой по влажному мху, вздохнул и искоса посмотрел на Шамана Грозы.
- Мы заключили договор. Он выполнил свою часть сделки, я свою. Он был честен – я тоже. Я считаю, что равновесие мира мы не тронули. Прощение одного и наказание другого – это все в порядке вещей, во всех мирах это происходит каждую минуту. Наш мир – не исключение. Мой закон не нарушен.
- Мой нарушен.
- Прости, но я ставлю свой закон выше твоего, и признаю за тобой право поступать так же. Поэтому ищи своего преступника, а я со своими партнерами разбираюсь сам. Это честно.
- Если передумаешь – я буду ждать тебя в Межмирье. Подумай о том, что детские понятия «честно-нечестно» не всегда уместны в деловых отношениях.
- Вот такой я ребенок, - чему-то улыбнулся Пасынок. – Для меня простое «это нечестно!» значит больше сокровищ мира.
Шаман Грозы покачал головой, но продолжать разговор не стал. Тоже погладил мягкий мох, поднялся и, попрощавшись вежливым кивком, пошел прочь. Пасынок Рогатого посмотрел ему вслед и тихо сказал:
- Выгода, выгода… Ложь – выгода, правда – выгода… честность – тоже выгода. Правда, Новичок?
Тень у его ног обрела объем, вытянулась в угольно-черного пса и жалобно заскулила. Глаза хозяина Дикой своры блеснули холодным пламенем.
- Бежать вечно, Новичок. Рвать и терзать. Вечно… Впрочем, когда – если – ты устанешь от жестокости, возможно, и тебе повезет. Найдется тот, кто поможет мне обменять тебя на новую безжалостную и бессовестную тварь.
Пёс прижался к его ногам, беззвучно скаля клыки.
Пса колотила крупна дрожь.
Предвкушение погони?
Ужас перед вечностью?
Кто знает…
…
…
…
Зеленая Ведьма вдумчиво поворошила угли под тяжелым котелком и подкинула туда пучок трав из своей сумки. Травы вспыхнули бело-синим пламенем, и в воздухе поплыл аромат чего-то горького и тревожного…
…Она и впрямь любит носить зеленое. Зеленое платье с длинными рукавами и подолом в землю каким-то образом всегда остается чистым и аккуратным – скажите на милость, как можно не изорвать его по лесным зарослям? А вот можно. В пышные волосы вплетены зеленые ленты и листья, на руках и шее – изящные украшения, каждое из которых несет зеленый цвет. И глаза тоже отливают весенней зеленью. Даже когда в них отражается синее пламя ведьмовского огня…
Зеленая Ведьма склонилась над котелком, принюхалась и недовольно сморщила нос.
- Не то… - пробормотала она. – Ах, не то! Толика безумия – вот чего мне не хватает! Отсыпь мне рыжего безумия, Лис, а?
Рыжий парень, сидящий под ярко-золотым ясенем, покосился на свои связанные запястья и хитро прищурился:
- Отпусти – отсыплю.
Ведьма не менее хитро прищурилась на него:
- Заключим соглашение на Самайн – отпущу.
- Опять ты за свое…
- Опять и всегда.
- Я не имею права заключать такие сделки.
- Имеешь. Ты демон осени.
- Не имею. Я наблюдатель.
- Ой ли? Ты приводишь жертв.
- Я привожу путников и посвященных.
- И жертв.
- Реже – жертв.
- Приведи мне жертву, Лис.
- Не могу. Тебе – не могу.
- Ты каждый раз отвечаешь одинаково…
- Ты каждый раз одинаково спрашиваешь. Я привожу тех, кто обозначит поворот Колеса. Привожу на перекрестки выбора. Не Рогатому, не тебе – никому. Или так – не «кому», а «куда». Понимаешь разницу?
- Не дерзи мне, Лис. Не хами. Не играй со мной лживыми лисьими словами. Я еще ни разу не разозлилась на тебя по-настоящему. В гневе я… неприятна.
Рыжий вздохнул и почесал щеку связанными руками.
- Слушай, чего ты ко мне-то привязалась? – спросил он.
- Ты приводишь…
- Не я один. Любой из нас может привести человека на перекресток.
- Может любой. Приводишь ты.
- Так это потому, что я самый привычный. Ну или мне скучно просто наблюдать. А так-то… пристань вон к Шаману Сумерек.
Ведьма мелодично рассмеялась и подошла к рыжему.
- А может мне нравится приставать к тебе? – насмешливо сказала она, проводя пальцами по его щеке. Острые ногти прочертили кровавые полосы, и алые капли лениво прокатились по коже и капнули на подставленную ладонь Ведьмы. Она слизнула эти капли кошачьим движением языка и улыбнулась, глядя на стремительно заживающие царапины.
- К тебе приставать интересно, - доверительно шепнула Ведьма, наклонившись к его уху и почти касаясь его губами. - Ты реагируешь очень… по-живому. Ярко. Это будоражит.
- Даже если ты не получаешь желаемого? – хмыкнул он.
- Даже если. Желаемое я все равно получу – не так, так этак… А игра – это нечто особенное.
- В твоем возрасте долго ждать не стоит, - ровным тоном сказал рыжий, глядя в глаза Ведьмы. – Старуха.
Лицо Зеленой Ведьмы – юное лицо симпатичной девушки – исказилось гримасой ненависти, и она с размаху ударила рыжего по лицу. Кровь щедро плеснула из глубоких царапин и рассеченных губ. Рыжий зажмурился, отворачиваясь от заново занесенной руки… и вдруг по-звериному припал к земле, выворачиваясь из-под нависшей над ним Ведьмы, откатился в сторону и вскочил на ноги, стряхивая с запястий обрывки веревок. Те части крученого волокна его пут, на которые попала кровь, обуглились, как от огня.
- Женская реакция так предсказуема, - ухмыльнулся он, смахивая с лица остатки крови из уже затянувшихся порезов. – И так стремительна! Ум за ней не успевает, правда?
- Крысеныш! – прошипела Ведьма, поворачиваясь к нему. – В следующий раз!..
- В следующий раз придумай что-нибудь поинтереснее силков на крови – их слишком легко порвать.
И он всполохом рыжего пламени юркнул в кусты. Зеленая Ведьма некоторое время сердито смотрела ему вслед, потом перевела взгляд на обрывки веревок… и неожиданно рассмеялась.
- Вот крысеныш, - пробормотала она без малейшей злости. – Сообразил-таки… Ладно, мы еще поиграем! У нас впереди вся осень.
Угли под ведьмовским котлом тихо зашипели и перемигнулись алым.
…
…
…
Здесь и сейчас была Межа, Меж – Межмирье, Межвременье, Межсезонье. Точнее, не «сейчас» - всегда. Это место-время оставалось постоянным, несмотря на свою текучесть и изменчивость. Вроде бы здесь была хозяйка – Межевица, Лесная Ведьма – но, если и так, её давно никто не видел. То ли ушла, то ли пряталась, то ли её на самом деле никогда и не было… гадать можно было долго, но зачем? Да и некому здесь было гадать о таких вещах. У местных гостей-обитателей были другие заботы и другие разговоры.
Вот и сейчас два существа сидели на влажной от недавнего дождя траве и общались. Говорили о внешнем, молчали о сути… как обычно. Как в любой день любой встречи в этом закоулке Мироздания.
- Небо белесое, - небрежно проговорил Шаман Грозы, щурясь на молочно-седое небо.
«Я говорил с Пасынком Рогатого, – промолчал он. – Его всё устраивает…»
- Делаем ставки? – хмыкнул Лисошаман. – Сегодня дождь или завтра?
«Надо думать! – в молчании Лисошамана явственно сквозили насмешливые нотки. – Разборки наблюдателей ему неинтересны…»
- Буду рад дождю в любое время.
«Но немного о ренегате-наблюдателе он обмолвился…»
- Как насчет прогуляться по мостам под дождем? Здесь, в городе, есть замечательный мост.
«Поздравляю. Расследование продвигается?»
- С удовольствием. Вымокнуть в хорошей компании – замечательное времяпрепровождение.
«Где ты был нынче ночью, Лис?»
- Это точно.
«Серьезно? Ты меня допрашиваешь?»
- В человеческом виде ты по-прежнему не любишь зонты?
«Пока просто интересуюсь. По-дружески. Ты не ответишь?»
- Мне, как обычно, лень таскать зонт с собой.
«Ну раз по-дружески – как же не ответить! Я был у Зеленой Ведьмы…»
- А я думал, тебе просто нравится мокнуть под дождем.
«Вот как? Не знал, что ты ведешь с ней дела…»
- И это тоже. Но лень была первой.
«А я и не веду. Но она упорно хочет, чтобы вёл. В этот раз, представляешь, она поймала меня в силки на крови. Чуть не влип надолго…»
- Вот в это верю.
«И чего она конкретно от тебя хочет?»
- Честно говоря, даже не знаю, что в дождях мне нравится больше – мокнуть и мерзнуть или сохнуть и согреваться.
«Чтобы я привел ей жертву как козырь в осенней игре…»
- Интересная постановка вопроса.
«А ты, я так понимаю, отказываешься?»
- Только что об этом подумал.
«Разумеется! Честно отвечаю, что мы наблюдатели и что не имеем права вмешиваться…»
- Ну вот, теперь и я об этом думаю…
«А она, стало быть, настаивает… и давно?»
- Ты-то чего? Тебе разве не положено просто любить дождь как явление природы?
«Не первую осень. И с каждым разом настаивает всё более жестоко и… болезненно…»
- Почему положено?
«Тебе посочувствовать?»
- По должности Шамана Грозы.
«Хех, нет. Обойдусь. Можешь позавидовать – за тобой-то не бегает которую осень симпатичная девушка…»
- Нашел причину…
«Ведьма, ты имел в виду?»
- Чем не причина?
« Не без того… Так где ты думаешь искать дальше?»
- Гроза и дождь – не одно и то же.
«Я всё ещё надеюсь, что на конце моего расследования не окажешься ты…»
- Почти одно.
«Это было бы удобно Анклаву, так? - Лисошаман покачал головой, глядя прямо в глаза собеседнику. - Грозовик, я не самоубийца. Одного наказания с меня вполне достаточно. И… тебе не приходило в голову, что меня кто-то хочет подставить?»
- Поспорим?
«Не знаю, не знаю… Зачем?»
- Э нет. Лениво.
«Просто рабочая версия. Если нарушитель не я, но всё упорно указывает на меня…»
- Тебе – и вдруг лениво спорить?! Непривычно.
«Мда… Сколько еще Шаманов крутится рядом?»
- Погода шепчет, - ухмыльнулся Лисошаман. - «Не спорь» - шепчет. «Лучше поваляйся в опавших листьях и послушай умного человека» - шепчет.
«Ты, я, Шаман Сумерек, Шаман Огня… кажется, я видел Шамана Неопределенности… Может, и еще кто. Ты ж знаешь, наша порода не особо общительна…»
- Человека? Хм.
«Хм… Ладно. Я продолжу расследование…»
- Не придирайся к словам.
«Удачи».
- Не буду.
«До Самайна я найду преступника, Лис. И я очень надеюсь, что это будешь не ты…»
- Договорились, - сказал Лисошаман и безмятежно улыбнулся, глядя на кружащиеся в воздухе тополиные листья. – Первый листопад, гляди-ка!
Шаман Грозы пристально посмотрел на него и, вздохнув, отвернулся.
Начало сентября. Первый листопад – самое время.
Пятьдесят семь дней до Самайна.
04.09.15
очередное...
57 дней до Самайна
…
Эти двое стояли на маленьком корявом мостике через грязную городскую речушку. Мелкий дождь даже не моросил – пылил холодной влагой по земле, по опавшим листьям, по рябой поверхности речки, по одежде стоящих на мосту парня и девушки. Шелест дождя был настолько эфемерен, что даже не пытался заглушить негромких слов девушки, а слова парня были резкими и хлесткими. Дождь не понимал слов, но отчетливо слышал отчаяние и злость. Отчаяние девушки и злость парня. Отчаяние кружилось нервной рыбой в омуте беседы, ныряло вглубь, умоляюще косилось влажными глазами и с надеждой поблескивало глянцевой чешуей, а злость… Злость хищной птицей била по воде когтями слов, секла наотмашь взмахами интонаций и гнала прочь темные волны вместе с робко выныривающим отчаянием. Злость была жестокой и веселой, злость упивалась судорогами отчаяния, вспоротого ударом изогнутых когтей, и глотала эфемерную кровь с восторгом новообращенного вампира. На мокрых перьях злости грязными каплями темнели остатки истерзанной надежды, а обглоданный скелет доверия сухо трещал где-то под ногами.
Дождь на секунду замер, прислушиваясь… и, вздрогнув от предсмертного визга разорванного в клочья отчаяния, припустил сильнее.
Девушка всхлипнула и, повернувшись, побежала прочь. Сбегая с мостика, она поскользнулась на мокрых камнях и чуть не упала, и парень бросил ей вслед что-то злое и обидное.
Дождь заторопился за девушкой, касаясь её лица влажными ладонями. Дождю – вот именно этому дождю – не нравилась соленая вода на человеческих лицах, и он всегда старался её смыть. «Тише-тише-тише, – шелестел-шептал дождь, трогая ресницы девушки. – Тише-тише-тише… тише…»
читать дальше
…
Эти двое стояли на маленьком корявом мостике через грязную городскую речушку. Мелкий дождь даже не моросил – пылил холодной влагой по земле, по опавшим листьям, по рябой поверхности речки, по одежде стоящих на мосту парня и девушки. Шелест дождя был настолько эфемерен, что даже не пытался заглушить негромких слов девушки, а слова парня были резкими и хлесткими. Дождь не понимал слов, но отчетливо слышал отчаяние и злость. Отчаяние девушки и злость парня. Отчаяние кружилось нервной рыбой в омуте беседы, ныряло вглубь, умоляюще косилось влажными глазами и с надеждой поблескивало глянцевой чешуей, а злость… Злость хищной птицей била по воде когтями слов, секла наотмашь взмахами интонаций и гнала прочь темные волны вместе с робко выныривающим отчаянием. Злость была жестокой и веселой, злость упивалась судорогами отчаяния, вспоротого ударом изогнутых когтей, и глотала эфемерную кровь с восторгом новообращенного вампира. На мокрых перьях злости грязными каплями темнели остатки истерзанной надежды, а обглоданный скелет доверия сухо трещал где-то под ногами.
Дождь на секунду замер, прислушиваясь… и, вздрогнув от предсмертного визга разорванного в клочья отчаяния, припустил сильнее.
Девушка всхлипнула и, повернувшись, побежала прочь. Сбегая с мостика, она поскользнулась на мокрых камнях и чуть не упала, и парень бросил ей вслед что-то злое и обидное.
Дождь заторопился за девушкой, касаясь её лица влажными ладонями. Дождю – вот именно этому дождю – не нравилась соленая вода на человеческих лицах, и он всегда старался её смыть. «Тише-тише-тише, – шелестел-шептал дождь, трогая ресницы девушки. – Тише-тише-тише… тише…»
читать дальше