[Alvarka]

Она бежала по Лесу, и Лес следил за ней тысячами глаз. Она чувствовала себя ланью, которая жива, пока бежит. Лес стелил ей под ноги удобные тропинки, отводил руки-ветви в стороны, вежливо пропуская сквозь чащу маленькую лань, бегущую по тропам Самайна. Иногда она останавливалась, чтобы дать отдохнуть дрожащим ногам и глотнуть морозного воздуха, успокаивая гулко стучащее сердце. Но стоило остановиться, замереть посреди буро-золотой чащи…
В первый раз ей навстречу вышел олень. Высокий, статный, холеный, с искрящейся серебром косматой гривой, с огромными влажными глазами. Она обрадовалась живой душе, потянулась к нему, всей душой ощущая, что вот он – защитник, спаситель. Защитит, поможет, укроет!.. Олень поднял голову, посмотрел на неё… и улыбнулся. Зубы у оленя были длинные и острые, хищные, сделавшие бы честь любому волку. И глаза у оленя блеснули алым, и он шагнул вперед неуловимо волчьим движением…
Она вскрикнула и метнулась прочь, чувствуя за спиной тяжелый собачий запах странного оленя.
В другой раз, стоило ей на миг остановиться – вокруг заклубился туман. Он выполз ниоткуда, вмиг утопив в белесом молоке пожухлую траву и опавшие листья. Она испуганно завертела головой, снова ощущая звериный запах, появившийся вместе с туманом. А потом вокруг засновали тени. Косматые псы с горящими глазами с глухим рычанием бросались друг на друга, схватывались в жестокой драке, катались в тумане рычащими клубками… А она боялась вздохнуть, потому что жуткие псы призраками сновали сквозь неё, не замечая, не видя, не чувствуя… пока она не двигалась и не дышала. Псы дрались, она стояла… Пока кто-то вкрадчиво не шепнул у неё над ухом: «Гримы… Кладбищенские гримы подрались с церковными. Обычное дело…» Она вздрогнула от неожиданности, шумно вздохнула – и все псы-гримы замерли, повернув к ней косматые головы с горящими глазами. Сердце шумно толкнулось из груди раз, другой… и она, не выдержав, сорвалась с места. Туман тут же исчез, разом, словно кто-то перелистнул страницу жуткой осенней сказки.
В третий раз на тропинку перед ней выскочил белоснежный пес с багровой мордой. Посмотрел на неё в упор, наклонил голову к земле и зарычал – гулко, раскатисто… громко. Она даже вздрогнуть не успела – рычание эхом отдалось в лесу, на него наложился топот копыт, и на тропинку вылетела охотничья кавалькада. Черные лошади, черные плащи всадников, псы на сворках – тоже черные, и несколько белых, таких же, как первый, с багровыми мордами. Предводитель кавалькады окинул её внимательным взглядом из-под черного шлема с ветвистыми рогами, поднес ко рту охотничий рог, и над лесом пронесся торжествующий рёв. «Беги, глупая! - шепнул кто-то за плечом. – Вот теперь беги изо всех сил!»
И она побежала, чувствуя жаркое дыхание псов, слыша за спиной топот лошадиных копыт и азартный хохот преследователей.
Бежать было трудно, очень трудно… а потом вдруг стало легко. Сердце перестало рваться из груди и застучало мощно и ровно, даря новые силы для сумасшедшего бега по осеннему Лесу. «Вперед-вперед-вперед! – шуршали под ногами бурые листья. – Ты уйдешь, ты сумеешь, ты победишь!..»
И она рассмеялась навстречу холодному ветру октября.
…
Ветер гулял по Межмирью, принося сюда дыхание осени. Осень выглядывала из-за стволов, пряталась в траве, выдавая себя шуршанием палых листьев, алыми ягодками рябины и запахом мокрых тополей.
- Тонкий месяц, старый месяц… Тает дальше, - пробормотал Шаман Времени, косясь на небо.
«Я видел мертвую девушку в лесу, - неодобрительно промолчал он. – Она бежала?»
- Это осень – птичьим криком, плачем баньши, - отозвался Шаман Грозы, перебирая в обожженных пальцах ягоды рябины.
«Она еще бежит, - промолчал он. - По тропе Духов, от Дикой Охоты… Я слышал её смех…»
- Под покровом черной ночи грачит тайна, - продолжил Шаман Времени и поглядел на Лисошамана, вопросительно промолчав: «Значит, она не жертва?»
- Тают свечи. Просто вечер, тень Самайна, - пожал плечами Лисошаман.
«У неё еще есть время до рассвета. Если она передумает быть жертвой…»
Шаман Времени недоверчиво покачал головой.
Шаман Грозы улыбнулся и сжал пальцы, раздавливая ягоды рябины в прохладную кашицу.
Лисошаман насмешливо прищурился и прикусил зубами черешок желтого кленового листа.
…
«Вперед-вперед-вперед! – шуршали под ногами бурые листья. – Ты уйдешь, ты сумеешь, ты победишь!..»
Она побеждала. Уходила от погони, оставляла позади азартные вопли охотников и рычание псов!..
…и всё больше ощущала обреченность.
Бежать от Дикой Охоты… вечно?!
Куда может податься испуганная лань, которая только и умеет, что бежать и спасаться? И главное – зачем?
Ради чего весь этот безумный бег?
Тоска сдавила сердце, встала комом в горле… и она споткнулась, кубарем покатившись по палой листве, пахнущей поражением.
Псы настигли её, окружили, прижали к земле… шелковые силки опутали руки и ноги… под спиной оказался холодный камень – алтарь, жертвенный очаг?.. над головой блеснул занесенный охотничий нож…
И в краткий миг до небытия она всё-таки была счастлива.
…
Ветер гулял по Межсезонью, играя желтыми и бурыми листьями, гоняя их по земле, как расшалившийся котенок. На темно-синем небе зажигались первые звезды и месяц тонким серпом, кошачьей улыбкой висел над деревьями.
- Прирученными огнями пахнут свечи, - мечтательно пробормотал Шаман Времени, глядя на свечку в своей руке.
«Жертва. Всё-таки жертва. Чья?»
- Серой кошкой под дверями бродит вечер, - невнятно промурлыкал Лисошаман, сжимая зубами черешок желтого кленового листка.
«Ей нравилось быть жертвой. По-другому не работает…»
- Терпкий запах пряных смесей в теплой чайной, - негромко пропел Шаман Грозы. Баюкая в ладонях кружку.
«Кому досталось её безумие, Лис?»
- Что-то шепчет серый ветер в ночь Самайна, - отозвался Лисошаман, разглядывая кленовый листок на просвет.
«Кто ж знает? Тому, кто сорвал последний вздох, полагаю…»
За деревьями мелькнул рогатый силуэт, и Шаманы замолчали – кто настороженно, кто рассеянно, кто мечтательно наблюдая последние минуты жизни октябрьского Леса.
Последние мгновения, последние песчинки, последние капли…
А потом октябрьский Лес тихо исчезнет, уступая место холодному Лесу ноября.
Поворот.
Рубеж.
Еще немного…
Тик-так.
…
…
…
Она стола на мосту, глядя на серую гладь осенней реки. Даже смотреть на воду было зябко, и она невольно ёжилась и прятала руки в карманы. Да и ветер был сырой и промозглый… и сыро и промозгло было на душе. Всё зря, жизнь пуста и бессмысленна, рутина и бытовуха… и никакой тебе романтики и принцев на белых скакунах. И, главное, никакого просвета в этой унылой череде серых дней.
Ветер швырнул в воду горсть осенних листьев, и она вздрогнула, словно пробуждаясь от тягучей пелены раздумий. Встряхнулась, поглубже сунула руки в карманы и заторопилась домой. Дома тепло, дома можно включить телевизор или компьютер…
Она шагала по улицам, продолжая свою жизнь…
И пока не зная, что каждую осень в канун Самайна ей будет сниться один и тот же сон – мертвая девушка в пустом осеннем лесу и два силуэта в белесом тумане.


29.10.14