[Alvarka]

Во многих мирах осень была именно такой – яркой, звонкой, с прозрачным холодным воздухом, высоким и ослепительно-синим небом и открытыми дорогами. Иногда – с серыми туманными дождями и угольно-черными силуэтами мокрых деревьев, с мелкой рябью на стылых лужах, промозглой сыростью и дырявыми ботинками.
Он любил осень. Даже когда не было денег на новые ботинки.

В осеннем ветре чувствовался вызов. Вызов любителям тепла и комфорта, вызов «комнатным» романтикам и «сетевым» бродягам. Первые, как правило, честно хандрили и норовили залечь в зимнюю спячку, вторые пафосно воспевали дожди и дороги, одновременно чихая и жалуясь на мерзкую сырую погоду и вездесущую грязь.
Он надевал с утра не успевшую просохнуть куртку и выходил под дождь без зонта. Он не любил зонты и не имел ничего против мокрых волос.

А еще осенью звезды были ближе и чище. Особенно в новолуние. Млечный путь простирался над головой полузнакомой звездной дорогой, и казалось, что ты смотришь на рукав этой охренительно прекрасной спиральной галактики из окна капитанской рубки. Когда команда отдыхает, вахта спокойна и обыденна, приборная панель уютно подмигивает огоньками, а свет выключен, не мешая великолепию звездной бездны разворачиваться за стеклом. И взгляд машинально выискивает в мерцающем омуте знакомые очертания – от Кассиопеи вниз к Возничему, и левее – к серебристому облачку Плеяд… всё?.. всё – Медведица чуть в стороне, Большой Осенний треугольник позади… а Орион еще только-только выбирается из-за горизонта, собираясь начать свой бег по небосклону…
Он знал немного созвездий – так уж вышло, он и звёзды-то увидел не так давно – но это не мешало ему каждый раз замирать от восторга при виде опрокинутого над головой звездного купола. Осенью – особенно.

Он любил тополя и ясени. Запах тополиной смолы и мокрых листьев, тусклое золото осенних тополей и яркое золото ясеня. Ясеню, казалось, хватало малейшего солнечного зайчика в осеннюю прохладу, чтобы вспыхнуть чисто-желтым факелом среди всё ещё зеленеющих берез и вязов, среди только-только набирающих рыжину каштанов и кленов. Иногда он думал, что, если у Осени есть глашатай, то в его петлице обязательно должен быть лист ясеня.

Он любил ходить босиком по осенней траве и палым листьям. Он вообще любил ходить босиком, но в прохладном шелесте бурой травы, тронутой первыми заморозками, было что-то мистическое. Что-то, что заставляло проснуться, потянуться каждой клеточкой обновленного тела, окунуться в мир, как в прозрачную воду лесного озера, впитывая все цвета и оттенки, все звуки и запахи готовящегося к обновлению мира.
В общем… он любил ходить босиком.

Не во всех мирах осень наступала одновременно. Иногда ему приходило в голову найти маршрут, двигаясь по которому, можно было следовать за осенью. Круглый год осень – чего еще желать? Но у него были друзья, которые не так сильно любили осень, у него были дела, которые требовали присутствия в определенном месте в определенное время… да и в других временах года была своя прелесть. Поэтому он просто наслаждался осенью здесь и сейчас, запасая её в ощущениях, запахах и образах, рассовывая её крупинки по закромам своего неумелого творчества, как запасливая птица – на потом, на сонные зимние вечера, на весеннюю распутицу, на изнурительную летнюю жару… на плохое настроение.
Что поделать… он был человеком осени.

02.10.14